— Ошибаешься. Я за то только и любил твоего отца, что он во всем был художником, даже в том, как он служил в милиции.
Когда к Кирилловым приходили гости, Киру укладывали спать за дощатой, оклеенной обоями перегородкой с портьерами вместо двери.
В разрезе портьер клубился синий папиросный дым, шумели гости и громче всех — дядя Вася:
— Я ему предлагал: иди ко мне в ретушеры.
— Но я же не ретушер, — басил отец.
— Ты художник!
— И не художник.
— Ты еще в школе рисовал как бог. И с фронта вернулся с глазами, с руками. Подал бы в Суриковский… В Строгановку, на худой конец. Пусть бы попробовали не принять демобилизованного! Так нет же! Ты как прирос к погонам. Для всех война кончилась в сорок пятом, кроме тебя одного. Ну кто тебя в милицию тянул? Что, тебя под конвоем туда привели?
— А семья? У нас с Клавой уже была Кирочка. Семью кормить надо?
— Я тебе говорил: “Семью беру на себя!”
— Ты всегда всё берешь на себя, — сказала Клава.
— Что “всё”, скажи, пожалуйста? Можно подумать, я твою Кирочку кормил собственной грудью.
— Не грудью, так выменем.
Все расхохотались, кроме Клавы.
— Я серьезно, — пояснила она. — Когда Кирилл был на фронте, он мне субпродукты таскал с мясокомбината: вымя, сычуг, осердие…
— Сердце не предлагал? — спросил кто-то.
— Бросьте ваши хохмочки! Кирилл за меня воевал, а я что, не могу?..
— Я не за тебя воевал, — сказал Кирилл.
— Для тебя я вообще дезертир, а то, что у меня одна нога короче другой на целых три сантиметра…
— Никто тебя не считает дезертиром. Но, между прочим, лазить через забор мясокомбината…
ebooksa