— Поначалу хотел, но с какой стати? Кто я ей? Я после этой истории с директором и “псами-рыцарями” стал ее избегать, как-то стеснялся перед ребятами. В общем, вел себя как последняя сволочь. А потом, когда годы прошли, кого искать? Может, у нее и фамилия другая. Я же сказал: это уже не Томочка.
Вася замолчал, Глядя куда-то в сторону.
— А Кирилл вот женился на Клаве, — сказала Кира.
— Ну и что с того?
Фраза сорвалась с Васиных губ — и они сразу же побелели. Сболтнул и понял: Кира ему этого не простит.
Дело было вечером 9 мая 1948 года. В обшитом вагонкой теремке, где жили Кирилловы, потрескивал радиодинамик. Артисты поставленными голосами пели про войну лихие, беспечальные песни. Оплакивать кого-либо вслух было не принято. Да и то сказать, если бы слезы, пролитые по 20 миллионам погибших да и без числа ползающих еще по земле увечных, вдруг хлынули разом из репродукторов, какие бы их сдержали плотины? Впрочем, плотины, как позже выяснилось, можно было возвести любые, без ограничений.
Вечером этого дня, как всегда, собрались гости, и мама Клава постелила Кире за перегородкой на кожаном диване рядом с письменным столом отца. Диван был скользкий, и Кира тут же сползла на пол вместе с простыней. Мама посмеялась, поцеловала ее и подставила к дивану стул, чтобы Кира не вывалилась ночью.
— Спи, доча!
— Свет не туши.
— Я папину лампу включу.
Мама придвинула поближе к дивану настольную лампу.
— Васину. Ту, что дядя Вася принес.
Мама Клава вынула из картонной коробки Васин подарок — избушку из уральского камня с лампочкой внутри, включила, погасила верхний свет и ушла за перегородку.
Каменные стены оказались прозрачными — избушка осветилась изнутри сказочным светлячковым сиянием.
Кира долго не могла заснуть, глядя зачарованно на изумрудную избушку…
Тень от качнувшейся портьеры заставила ее нырнуть под одеяло.
Вошел отец. Постояв над Кирой — спит ли? — снял трубку телефона, стал накручивать диск.
Приподняв одеяло “домиком”, Кира разглядывала его лицо, освещенное светлячковым сиянием ночника.
Кирилл держал телефонную трубку у уха и молчал. Точнее, губы молчали, а глаза говорили, и все его лицо кого-то слушало. Долго-долго…
Наконец он положил трубку и оглянулся на Киру.
ebooksa