Тайные тропы

22
18
20
22
24
26
28
30

Ожогин опешил. Растерянно, стараясь понять смысл этой шутки, он проговорил:

— Я вас не знаю...

— Не узнаете, потому что не знаете майора Фохта, вам просто надо проникнуть в здание. Сволочь! Встать! — крикнул немец и дал Ожогину пощечину.

Никита Родионович поднялся, все еще не понимая, что происходит. Удар был не слишком силен, но щека его горела. Бешеная злоба мгновенно вскипела и охватила его, глаза загорелись ненавистью. Ожогин никогда в жизни не испытывал унижения побитого человека, даже в детстве его никто пальцем не тронул. Краска стыда залила лицо, руки сжались в кулаки. Перед ним стоял здоровый немец, гестаповец. Он смотрел нагло, вызывающе. Никите Родионовичу нестерпимо хотелось сейчас, сию секунду, не задумываясь над последствиями, дать немцу сдачи, сбить его одним ударом с ног, избить, растоптать. На мгновение злоба помутила сознание, но он почти со стоном подавил ее. Рассудок взял верх.

— Вы не имеете права так поступать с человеком, который... — глухо, как бы задыхаясь, сказал он, — который выполняет поручение особого органа... Проводите меня к майору...

Гестаповец бесцеремонно взял Ожогина за плечо и, толкнув, скомандовал:

— Вперед! Там я тебе покажу майора Фохта.

Никита Родионович покорно зашагал к входу. Патруль посторонился и пропустил его в коридор. Гестаповец шел сзади на некотором расстоянии от Ожогина и коротко приказывал, куда итти. Коридор тянулся до конца здания, по обе стороны мелькали двери. Часть из них была открыта, слышались голоса, доносился стук пишущих машинок. Попадавшиеся навстречу работники гестапо не обращали внимания на Ожогина. Они торопились, несли куда-то папки, кипы бумаг.

— Налево! — грубо крикнул гестаповец и, не ожидая, пока Ожогин откроет дверь, сам распахнул ее и втолкнул его в комнату. — Еще один ваш поклонник, — бросил он с усмешкой сидевшему за столом мужчине в штатском.

Тот поднял голову, посмотрел без всякого любопытства на Ожогина и снова углубился в бумаги. Он быстро перекидывал лист за листом, изредка поплевывая на пальцы. Худое, с впалыми щеками, удлиненное лицо, острый подбородок, узкие плечи, бледные, костлявые руки, не знавшие физического труда, — это все, что заметил Никита Родионович. Гестаповец, приведший Ожогина, указал ему на скамью и заявил тоном приказа:

— Ждите! — и сам ушел.

Никита Родионович сел. Прошло несколько минут. Казалось, присутствия Ожогина не замечали. Никита Родионович тихо кашлянул, желая обратить на себя внимание, но и это не подействовало. Гестаповец даже не оторвал глаз от бумаг, которые просматривал.

Лишь через десять-пятнадцать минут он отложил дело и обратился к Ожогину:

— Как вы сюда попали?

Никита Родионович объяснил, что пришел к майору Фохту по особому вопросу и только ему может изложить его.

— Говорите, — произнес сухо и безразлично гестаповец, — я майор Фохт.

Ожогин удивленно открыл глаза.

— Простите, но я знаю другого майора Фохта...

— Это не играет никакой роли, рассказывайте.

Никита Родионович попытался возразить.