О годах забывая

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ну-ну? И что же?

— Опасайся этого человека!

— Почему?

— Сама не знаю! Но я видела, как он на тебя взглянул около загса, и мне жутко стало. Точно не глаза у него, а две пули. И они в тебя летят.

— Это уж такая участь пограничника…

— Не шути. Берегись этого человека!

— Нина, знаешь, может быть, я не все понял, скорее, почувствовал.

Михаил не стал ей пересказывать события минувшей ночи, когда он с Контаутасом был в наряде на вокзале. В час ночи в отстойнике к паровозу подошел человек с бородкой. Но во мраке могло показаться, что он с бородкой. Может быть, он поднял воротник. Михаил и Контаутас наблюдали неспроста: несколько раз выглядывал из паровозной кабины помощник машиниста. Кого-то ждал. И действительно — едва приблизился к паровозу неизвестный с бородкой, помощник высунулся, стремительно огляделся и бросил несколько фраз. Расслышать было невозможно. Неизвестный ответил еще тише и прямо через пути заспешил в город. Спустя полчаса из паровозной кабины вышел помощник машиниста и направился к вокзалу. Около сторожевой будки дорогу ему преградил пограничный наряд:

— Доброй ночи! — зябким голосом и почти без акцента сказал иностранец и запахнул пиджак, подняв плечи и поеживаясь.

— Доброй ночи, пан помощник! Куда идете? — напрямик спросил Михаил.

— Я в туалет!

— Почему же, пан помощник, в туалет на станцию? Он же в ста метрах от вас.

— Я не знаю там. Иду на станцию! — Он раскрыл темный пиджак: — Смотрите! Всегда подозреваете! — Он начал снимать пиджак.

— Мы пограничный наряд, а не таможенники. Если нужно, позовем. А на дороге зачем же раздеваться? Идемте в таможню.

— Я хочу в туалет.

— А это рядом с туалетом! — сказал Кулашвили, а сам шепнул на ухо Контаутасу: — Ты — слева, освещаешь его и дорогу. Я — справа, немного позади него, чтобы ничего не смог выбросить.

— Бардзо зимно, холодно, холодная ночь! — Иностранец снова запахнул пиджак, поежился, передернул плечами и на ходу, засунув руки в карманы брюк, ссутулился.

Луч фонарика освещал дорогу, скользил по его замкнутому, обиженному лицу, по безразличным глазам, по пиджаку, по брюкам. Когда луч осветил брюки, иностранец оступился, припал на правую ногу, как бы выпал из полосы света. Михаил успел заметить, как правое плечо стало ниже левого, как напряглась в локте правая рука, углубляясь в карман, силясь продавить, прорвать его. Михаил подсветил своим фонарем, и правая рука заняла прежнее положение в кармане.

На перроне Михаил окликнул высокого горбоносого лейтенанта милиции.

— Участковый! Алеша! Два дня не видел тебя, ты что здесь ночью?