О годах забывая

22
18
20
22
24
26
28
30

Однажды на таком занятии побывал и друг Михаила — Алексей Чижиков. Михаил преподал ему, Алексею, предметный урок воспитания. И Алексей тогда понял важность таких встреч для ребят. Не все станут пограничниками, может быть, никто не станет пограничником, но каждый из них запомнит эти встречи с мужеством, зоркостью и отвагой. Каждый унесет с собой на всю жизнь веру в победу добра над злом.

Все расселись.

— Михаил Варламович, некоторые ребята болели, но были на том занятии, когда нас фотографировали. Мы пробовали пересказать им все, о чем вы говорили, но как-то неубедительно получается. Можно вас попросить повторить?

— Конечно. С удовольствием. Наверное, я поторопился сам, рассказывая, иначе все было бы ясно. Я порой увлекаюсь. Ну и глотаю фразу за фразой. А потом вам, конечно, мой акцент мешает.

— Ну что вы! — дружно запротестовали все.

И перед мысленным взором ребят поплыли картины пограничных будней.

…Паровоз среди других составов стоял одиноко и безмолвно. Видимо, паровозная бригада ушла и жизнь внутри кабины замерла. Дверь прикрыта плотно, окошко занавешено.

Таясь за вагоном соседнего состава, старшина Кулашвили всматривался в паровоз, в дверь, в окошко, особенно — в окошко. Порою и неподвижность — улика. Секунды, минуты наблюдения… Зрение, воля, слух сосредоточились только на занавешенном окне. Кулашвили вплотную приник к стеклу. Он различал не только черноту закопченной занавески, но складки и морщинки на ней. Звуки большой станции, предметы и фигуры — все будто и не существовало.

Морщинки занавески сместились на несколько сантиметров и снова вернулись на место. Но Кулашвили успел заметить прищуренный глаз и испачканный маслом висок.

Кулашвили неслышно юркнул под вагон и на цыпочках, а потом почти ползком подкрался к ступеням кабины паровоза. Схватился за поручни, поставил ногу на ступеньку, подтянулся. Глаза его оказались на уровне пола и нижней кромки двери. Между ними сквозь узкую щель он увидел лоснящийся бок мотоциклетной камеры и дрожащие от напряжения широкие пальцы человека, выгребавшие из нее косынки.

Кулашвили дернул за ручку двери.

— Откройте! Откройте немедленно! — приказал он.

Не открыли. За дверью засуетились.

— За таможенником! — крикнул Кулашвили Контаутасу. Тот скрывался за соседним составом и только ждал сигнала старшины. Он кинулся за таможенником. Но и таможенник был недалеко. Заблаговременно предупредил его Михаил Варламович о своем рейде. Предупредил же потому, что знал эту паровозную бригаду, знал, что она уверена: в эти часы, в этот день Кулашвили не будет в наряде.

Не успели смолкнуть торопливые шаги Контаутаса, как Кулашвили явственно расслышал: дверь кабины с противоположной стороны приоткрылась и тихо закрылась. Держась за поручни, старшина напряг слух. Наверное, почудилось, будто что-то стукнуло о дерево… Наверное, показалось… А если нет?

Но вот и элегантный, подтянутый, знающий английский, немецкий, французский и польский язык, таможенник Дагка Зангиев. Его небольшие насмешливые глаза понимающе прищурились. Обогнув паровоз, он схватился с противоположной стороны за поручни и очень негромко произнес несколько слов. Впечатление было такое, словно каждое его слово подталкивало злополучную дверь паровозной кабины. И дверь, разумеется, открылась.

Открылась дверь и перед Кулашвили. Они вошли втроем. Кулашвили метнул взгляд на машиниста, на его помощника. Оба они были невозмутимы. Белобрысый машинист сонно дотронулся до своего испачканного маслом виска, точно вспоминая нечто чрезвычайно важное и неотложное.

— Почему не пускали? — входя в кабину и стараясь быстрее уяснить обстановку, спросил Кулашвили.

Помощник машиниста молча вытирал паклей руки, а его мутно-серые, точно каменные, глаза повернулись к сверкавшим нестерпимым блеском глазам Кулашвили. Не дольше мгновения длилась молчаливая дуэль. Помощник машиниста почти физически ощущал, как эти прозорливые глаза просверливают его насквозь, как всевидящи они. И он, как от наваждения, резко откинул голову.

В паровозной кабине лишнего, казалось, ничего не было. Кулашвили шагнул к другой двери и распахнул ее. Это была та дверь, которая за несколько секунд до появления таможенника распахнулась и захлопнулась.