Филеас Фогг лаконично возразил, что это невозможно. Преследовать за историю с «сутти»? Исключено! Кто бы посмел обратиться с подобной жалобой к властям, как ее сформулировать, в каком качестве предстали бы сами истцы? Здесь явное недоразумение. В любом случае, добавил мистер Фогг, он не покинет молодую женщину и доставит ее в Гонконг.
– Но в полдень корабль отчалит! – напомнил Паспарту.
– Мы будем на борту до полудня, – отрезал невозмутимый джентльмен.
Такая убежденность слышалась в этих простых словах, что Паспарту поневоле сказал себе: «Черт возьми! Ни тени сомнения! До полудня мы будем на борту!»
Но сам-то он вовсе не был в этом уверен.
В половине девятого дверь комнаты отворилась. Вошел тот же полисмен. Он повел узников в помещение, находившееся по соседству. Это был зал судебных заседаний, и публики там собралось немало, как европейцев, так и индийцев. Мистера Фогга, миссис Ауду и Паспарту усадили на скамью, расположенную напротив кресел, предназначенных судье и секретарю.
Судья по имени Обадиа, сопровождаемый секретарем, вошел почти тотчасже. Он был толст, можно даже сказать, шарообразен. Сдернув с гвоздя висевший на стене парик, он ловко напялил его себе на голову.
– Слушается первое дело, – возвестил судья.
Но тут же осекся, поднес руку к голове.
– Э, да ведь это не мой парик!
– Действительно, господин Обадиа, это мой, – сказал секретарь.
– Мой дорогой господин Ойстерпуф, не думаете же вы, что судья может вынести справедливый вердикт, когда на нем парик секретаря?
Произошел обмен париками. Во время этих предварительных переговоров Паспарту буквально лопался от нетерпения, ему казалось, что стрелка на циферблате больших настенных часов двигается ужасно быстро.
– Слушается первое дело, – снова объявил судья Обадиа.
– Филеас Фогг? – вопросил секретарь.
– Это я, – отвечал мистер Фогг.
– Паспарту?
– Здесь! – откликнулся тот.
– Отлично! – сказал судья Обадиа. – Вас, обвиняемые, двое суток разыскивали во всех поездах, идущих из Бомбея.
– Да в чем мы провинились? – выкрикнул Паспарту, теряя терпение.