Глава седьмая
Взвод унтер-фельдфебеля Витта уходил с поля последним. Гауптман Хорнунг приказал Витту обеспечить прикрытие. Ещё когда русские окопы не затихли, Витт пересчитал своих людей. Из двадцати четырёх человек осталось всего двенадцать. Ровно половина. Другая – кто убит, кто ранен. Раненые сейчас, должно быть, ковыляют по грязной дороге в тыл и проклинают свою судьбу за то, что счастье отвернулось от них и через пару-тройку дней они не войдут, дружно грохоча подкованными сапогами по мостовой, в поверженную Москву, как до этого входили в Смоленск, в Вязьму, в Калугу. Но, скорее всего, им найдётся местечко на санитарных повозках или в колясках мотоциклов, и это их более или менее должно утешить.
Никто не ожидал, что здесь, в нескольких километрах от Серпухова, их ждёт настоящая западня. Иваны будто озверели.
Оставшихся людей унтер-фельдфебель разбил на пары, и теперь они отходили к перелеску без единого выстрела. Стрелял только ефрейтор Бремер, так ему было приказано – каждые пять-шесть минут короткая очередь с новой позиции. Schpandeu[13] Бремера возле моста раскалился почти докрасна. Но менять ствол там было некогда. Теперь он медленно остужал его. Стрельба с такого расстояния из перегретого пулемёта была, конечно же, бессмысленной, но сейчас именно она помогала удерживать русских от возможной контратаки. Иванам, видимо, тоже досталось, и они не осмелились вылезть из своих окопов. И как их прошлёпала разведка? Если бы не иваны, окопавшиеся на восточном берегу Боровны, они бы сейчас заняли для ночлега один из тех деревянных домов, которые всё ещё виднеются за рекой в зарослях деревьев. Сидели бы в тепле и готовили ужин. Почтальон, возможно, привёз бы почту. В деревне наверняка нашлась бы какая-нибудь живность на приварок. Вот тебе и приварок…
Такие потери за полчаса боя. Слишком много убитых.
Гремя лентой и коробками, пулемётчики перебежали левее, подальше от бронетранспортёра, который всё ещё горел, отсвечивая в сумерках малиновой окалиной наклонной брони. В любой момент в нём могло ещё что-нибудь вспыхнуть, тогда окрестность на несколько десятков шагов окажется освещённой вместе со всеми, кто там окажется, и русские не упустят момента закрепить свой успех ещё несколькими точными выстрелами. А в том, что среди них есть неплохие стрелки, сомнений не вызывало. Тела нескольких своих товарищей взвод так и не смог вынести из-под огня. Штейгер и Зибкен были убиты почти одновременно. Штейгер получил две пули. Зибкен всего одну – в затылок. Не спас и стальной шлем. Не иначе, они попали в зону огня русского снайпера. Вот откуда такие точные попадания. Зибкен, конечно же, не мог бросить своего товарища. Надеялся вытащить его из-под огня, думал, что тот всего лишь ранен. Русские снайперы любят устраивать подобные ловушки. Достаточно подстрелить одного, а за ним, раненым и взывающим о помощи, цели буквально полезут на мушку, одна за другой, только успевай передёргивать затвор.
Когда унтер-фельдфебель Витт подал команду собраться на дороге, одна из пар, обершютце Зигель и шютце Хаук, неожиданно наткнулись на ещё одного раненого. Тот лежал прямо у дороги в кювете. Как его не заметили санитары? Неподалёку догорал подбитый русской противотанковой пушкой командирский бронетранспортёр с радиостанцией. В нём сгорели и ящики с боеприпасами, и коробками с лентами для Schpandeu. Впервые во время боя они не получили дополнительного боекомплекта. Вот почему русские вскоре начали просто расстреливать их, лежавших в пойме, на открытой местности в напрасном ожидании, что танки вот-вот доберутся до окопов иванов и заставят их либо поднять руки, либо разбежаться.
Раненый не подавал признаков жизни.
– Куда ему угодило? – спросил Зигель. – Что-то не похоже, что он дышит.
– Дышит. Он весь в поту. Жар. Давай, Отто, берём и потащили к нашим.
– Постой. Что-то с ним не то. Хорст, вот так дела! Это же иван!
– Должно быть, один из тех, кого настигла в поле разведка.
– Что будем с ним делать?
– Прикончи его, и – уходим.
– Если хочешь, делай это сам.
– Ты что, жалеешь русского?
– Он ранен.
– Ну и что?
– Именно поэтому я не пошёл в СС.
– Ты просто слабак, Отто Зигель, и никогда не получишь Железный крест за храбрость.