Пришёл к нам Маккалэн. Осмотрел он нашу плантацию, да и говорит мужу: «Я добрый человек, и губить тебя не хочу. Иди ко мне работать на завод, а твои плантации я заберу вместо долга; вое равно они пойдут с торгов. Оставлю я тебе хижину с садом да таровое поле. Тебе этого хватит, года в три ты их у меня отработаешь», говорит.
— И вы согласились? — спросил Петр.
— А что же делать? Все равно наша земля и хижина пошли бы с торгов. Пришлось согласиться. Теперь хоть угол свой имеем мы с сыном, — отвечала она.
— Что же на самом деле мой Кока-Моко не идет? Уж не случилось ли чего на заводе? — проговорила хозяйка.
Ночью вернулись Дик, Окалани и Кока-Моко.
— Просыпайтесь, друзья, нам нельзя мешкать! — раздался голос Дика.
— В чем дело, что случилось? — с тревогой спросили Петр и Нэлли, вскакивая со своих постелей.
— Потом узнаете, собирайтесь скорее! А где же доктор? — спросил он.
— Он спит в саду в гамаке, — отвечала хозяйка.
— Кока-Моко, беги разбуди доктора, — обратилась она к сыну. — Я подвесила ему гамак между двумя пальмами у амбара.
Застегивая на ходу куртку, Петр взглянул на молодого канака, бросившегося к выходным дверям.
«Какой он статный и красивый!»— подумал юноша.
Дик вышел также на двор, и до слуха обеспокоенных Нэлли и Петра доносились короткие распоряжения, отдаваемые Окалани.
Раздался топот скачущих лошадей.
— Наконец-то! — воскликнул Дик. — Ну, давай седлать их нашими седлами, Окалани!
— Доктор Томсен, да где же вы? — снова раздался голос Дика.
— Иду, иду! — послышался в ответ отдаленный отклик норвежца.
— Ты готов, Петя? — спросила Нэлли.
— Я готов, только вот пояс с револьвером затяну. Ну, идем, — сказал он, — кажется, ничего не забыл.
Он пропустил вперед девочку и, окинув еще раз взором хижину, выбежал на двор.