Ужас на поле для гольфа. Приключения Жюля де Грандена

– Morbleu, друг мой Троубридж, посмотрите на меня и помогите отправиться в сумасшедший дом. Я старый дурак, безумный, как мартовский заяц. Я вижу то, чего нет, и слышу невысказанные слова!

– Тогда и я сумасшедший, – возразил я, наклоняясь, чтобы помочь Беннетту поднять девушку из гроба. – Мы все безумны… безумны как шляпники, но…

– Да, parbleu, – согласился он, вытанцовывая перед нами и отбрасывая покрывало на раскладушке для девушки, – мы безумны, это точно. Но кому нужно здравомыслие, если безумие приносит видения, подобные этому?

В следующий момент ее плечи были завернуты в одеяла; Беннетт сел слева от нее, де Гранден – справа, я – в ногах. Это был словно маленький прием в салоне при дворе Людовика.

– Так вы говорите по-английски, мадемуазель? – спросил де Гранден, заключая в тупые слова вопрос, горевший в наших головах.

Девушка повернула к нему агатовые глаза, немного нахмурившись.

– Английский? – повторила она. – Что такое – английский?

– Nom d’un nom! Что? – де Гранден даже задохнулся, едва не взорвавшись. – «Что такое» – вы спрашиваете? Это язык, которым мы пользуемся. Варварский язык саксонских дикарей.

– Разве… – ее гладкий лоб сморщился от непонимания, – он не является языком, что мы используем в империи? Мы не в Александрии?

– В Александрии! – снова маленький француз оказался на грани взрыва, но взял себя в руки и спросил: – Parlez vous Français?[251]

Она покачала головой, тихо отрицая это.

– Но… но, – начал он, но остановился в замешательстве, почти в тревоге.

– Я понимаю, – начала она, в то время как он ждал ее объяснения. – Миг тому назад я перестала держать руку моего господина, и слова, что вы использовали, мне стали непонятны, хотя до того я всё понимала отлично. Посмотрите: в то время как его рука сжата в моей, я говорю как вы и понимаю вашу речь. Но как только я выпускаю его пальцы, мой разум становится чистым, и всё кажется чужим. Я знаю ответ на ваш вопрос. Он, – она бросила жаркий взгляд на сидящего рядом юношу, – он – любовь моя через все века, мужчина, который пробудил меня к жизни из смерти. Когда он прикасается ко мне, или я прикасаюсь к нему, я говорю его языком и слышу его ушами. Но как только контакт нарушается – я иностранка в чужой стране и времени.

– Cordieu, да, это возможно, – согласился де Гранден, коротко поклонившись. – Я знал такие случаи, где пациенты страдали аменцией, но… Брысь! – он прервался с драматической внезапностью, когда случайно поглядел на открытую дверь. На пороге, подняв переднюю лапу, мрачно сверкая на девушку большими зелеными глазами, стояла огромная черная кошка. – Уйди, мерзкая тварь! – крикнул маленький француз, шагнув к животному и подняв руку.

«Ш-ш-ш», – его приветствовало разъяренное шипение, как у ядовитой рептилии. Шерсть на спине твари воинственно поднялась.

– Уйди, я сказал! – повторил де Гранден, нацеливаясь на тварь.

Она не спряталась. Вывернулась из-под его ног, уклонившись от удара с изящной непринужденностью. Грациозно взлетела в воздух, приземлилась на груди девушки и нагнулась к ее горлу.

Беннетт вскочил, нанося неуклюжие удары по уворачивающейся твари, боясь поранить девушку.

Существо исчезло так же внезапно, как и появилось, рыкнув напоследок и прыгнув на подоконник. В последний момент мы увидели красное пятно у него на губах. Это была кровь? Я сомневался. Неужели животное удовлетворило свои кровожадные инстинкты на шее девушки?

Де Гранден схватил какую-то посудину с буфета и поднял руку, чтобы швырнуть ее в животное, но так и не бросил. Резко, как от порыва ветра, тварь исчезла. Никто из нас не видел, как она спрыгнула с подоконника, не было слышно и звуков ее лап на сухой листве снаружи. Все закончилось, и мы не могли сказать: как и где.