Ужас на поле для гольфа. Приключения Жюля де Грандена

Пелигия плакала в отчаянии на кровати, прерывая рыдания дрожащими стонами.

– Мой господин, – закричала она, схватывая руку Беннетта в свою, так как не могла говорить без этого. – Я понимаю всё. Оно не было никакой кошкой, это ка Каку, жреца Себека. Много долгих лет тому назад он поместил меня в волшебный сон посредством грязного колдовства, но перед этим сказал мне, что если меня кто-то пробудит, и я полюблю другого мужчину, он станет преследовать меня из темниц Аменти и похитит меня из рук возлюбленного. И в доказательство своей угрозы он повесил это на мою шею, – она нервно указала на ожерелье из золотых дисков и красных бусинок, – и предупредил, что моя жизнь продлится, пока со мной будут семь кулонов этого ожерелья. Он поклялся, что его ка заберет их от меня. И с каждым исчезнувшим камнем мое пребывание на земле с моим новым возлюбленным будет сокращаться. Смотрите же, мой любимый, он уже вырвал один камень у меня!

Обнажив грудь, она указала на ожерелье. Один из крошечных кулонов из карнеола исчез. В ожерелье из семи камней сохранилось только шесть.

4. Несчастный случай

Прошло два месяца. Наивная вера Пелигии в то, что мужчина, голос и прикосновение которого разбудят ее от полуторатысячелетнего транса, окажется ее предначертанным супругом, нашла отклик в сердце Эллсворта Беннетта. Спустя три дня после ее извлечения из александрийского гроба они обвенчались в единственной греческой католической церкви, которая была в нашем городке. Природная рассудительность Беннетта продиктовала такой выбор, ибо служба и язык литургии, используемые современным папой, были по существу теми же, к которым его невеста была приучена в дни патриарха Кирилла.

Мы с де Гранденом присутствовали на церемонии и стали их свидетелями. Маленький француз едва не лопнул от смеха, когда величественный секретарь суда спросил у Беннетта, является ли совершеннолетней его невеста.

– Par la barbe de Saint Gris, друг мой Троубридж, – захихикал он мне в ухо, – я почти готов сказать ему ее истинный возраст!

И он выступил вперед, будто собираясь выполнить свою угрозу.

– Вернитесь, маленький глупец! – воскликнул я, удерживая его за рукав. – Иначе нам всем не поздоровится!

Он смеялся все сильнее, шокируя служащих суда.

Гроб, в котором лежала мертвая девушка, был передан в качестве находки Беннетта в Музей вместе с блестящими варварскими украшениями. Находка сопровождалась заявлением де Грандена – и таким образом история ее была должным образом заверена. Про Пелигию не было сказано ничего. А так как Эллсворт остался сиротой и не имел близких родственников, никто не любопытствовал по поводу появления его очаровательной жены. Их краткий медовый месяц был мечтой о счастье; их совместная жизнь в веселой маленькой пригородной вилле имела все шансы продолжаться в непрерывной радости. С того первого зловещего появления черной кошки в день пробуждения Пелигии, та больше не появлялась. И я склонялся к тому, что это было лишь кошачьей вылазкой, случившейся в тот день по странному совпадению, а не появлением гостя из могилы.

Мы с де Гранденом сидели за моим рабочим столом. В гостиной на фарфоре, серебре и хрустале мерцало искусственное освещение; из кухни сочились ароматы супа гамбо, жареного цыпленка и свежеиспеченного яблочного пирога. Также оттуда доносились проклятия Норы Макгиннис и ее нелестные замечания «о народ, которые опаздывать обед полчаса, после как он должен трижды быть подан».

Француз в десятый раз проконсультировался с серебряным диском крошечных часиков на своем запястье.

– Они опаздывают, друг мой Троубридж, – объявил он очевидное. – Мне это не нравится. Как-то нехорошо.

– Чушь, – усмехнулся я. – Эллсворт, видно, продырявил шину или что-то в этом роде и задерживается, пока ставит новую.

– Возможно, возможно, – подтвердил де Гранден, – но у меня есть malaise[252], несмотря на это. Пойдите к телефону, умоляю, я хочу убедиться, что они находятся в пути.

– Лишь бы командовать, – буркнул я, но пошел к аппарату, ибо уровень предчувствия моего друга поднимался, как ртуть термометра в августовский день.

– Дайте мне… – начал я, собираясь назвать номер Беннетта, но голос с центральной станции прервал меня:

– Вам звонок, – объявили мне на том конце линии.

– Доктор Троубридж? – прозвучал холодный безличный голос, привыкший к обсуждению трагедий по телефону.