— Мы будем дома через десять минут, — уверял Кильблок.
Точно игрушка, мчались сани по прямой линии на желтый огонек, падавший по ту сторону озера из окна домика Кильблоков! Это была бабушкина лампа, часто служившая мастеру маяком и в лунные ночи. Очертания домика становились все резче. Можно было уже отличить отдельные окна, и в одном из них силуэт бабушки. Вдруг стало сразу темно.
Кильблок испуганно обернулся и увидел огромную тучу, затянувшую весь горизонт и поглотившую луну.
— Теперь надо скорее, — сказал он и с удвоенной скоростью стал толкать перед собою сани.
Домик еще был освещен луной. Но огромная тень ползла все: дальше и дальше над озером и покрыла, наконец, все окрестности, вместе с домишком, непроницаемым мраком.
Но Кильблок уверенно направлял сани на огонь от бабушкиной лампы. Он успокаивал себя, что нечего бояться, но какой-то темный инстинкт заставлял его торопиться.
Он напряг все силы. Пот выступал из пор, тело его горело, он задыхался…
Молодая женщина сидела сгорбившись, судорожно прижав к себе ребенка. Она молчала и не двигалась, точно боясь замедлить скорость езды. Ее тоже охватил необъяснимый страх. У нее было только одно желание — скорее достигнуть цели.
Стало так темно, что Кильблок даже не видел жены. А озеро, скованное ледяным панцырем, громко бушевало. Это был то рокот, то заглушенный вой волн, напиравших на ледяную поверхность. Кильблок вырос у озера и знал, что при двенадцатидюймювой толщине льда нечего бояться. Но фантазия уже не подчинялась его не совсем здравым рассуждениям. По временам ему чудилось, что под ногами открываются черные бездны, чтобы поглотить его с женой и ребенком. Раскаты, подобные грому, ползли издали и разрешались глухим ударом под самыми его ногами.
Жена вскрикнула.
Он хотел уже спросить ее, не сошла ли она с ума, как вдруг слова застряли у него в горле. Единственная светлая точка, по которой он направлял сбой путь, затрепетала… стала бледнее… бледнее… дрогнула… вспыхнула… и… совершенно исчезла.
— Боже мой, что это вздумала мать!.. — невольно вырвалось у вето, и в его мозгу, как молния промелькнула мысль о настоящей опасности.
Он остановился и протер глаза. Была это правда или обман зрения? Он готов был верить последнему. Отражение на сетчатой оболочке обманывало его. Но и эта иллюзия пропала, и он почувствовал себя потонувшим во мраке. Но он еще думал, что знает направление, в котором был потухший свет, и стрелой помчал в ту сторону сани.
К шуму волн присоединился из мрака голос его жены, упрекавшей его. Прошло несколько минут. Наконец, супругам послышался лай собак. Кильблок облегченно вздохнул. Вдруг отчаянный крик… толчок… из-под его коньков посыпались искры.
С почти нечеловеческой силой повернул он резко сани и остановился.
Жена судорожно ухватилась за его руку. Он знал, что она взглянула в глаза смерти.
— Успокойся, кошечка, это ничего! — утешал он ее дрожащим голосом. Но ему самому казалось, что ледяная костлявая рука сжала его сердце.
Молодая женщина дрожала, точно лист. Язык ее онемел.
— О, о!.. Господи!.. Господи!.. — было все, что она могла выговорить.
— Да в чем же делю, говори же ради бога!