Кетти вся дрожала. Холодный пот выступил на висках Марка. В поспешности он забыл про проклятую надпись.
— Да, вы знаете теперь. Я — беглый каторжник.
— Ах, молчите, молчите, — Кетти в ужасе бросила футляр на стол.
— Нет, я хочу, чтобы вы меня выслушали. Я понимаю ваши чувства. Я понимаю ваше отвращение. Но выслушайте меня, чтобы вы могли сказать вашему отцу, что спасший вас человек — не преступник.
— Все каторжники всегда невинны, — иронически перебила она его. — Вы хотите, чтобы я поверила…
— Есть случаи, когда берешь вину на себя, чтобы человек, за которого готов отдать жизнь, мог бы жить на свободе неопозоренным.
Она резко спросила:
— Женщина?
— Вы поймете, — продолжал он, — что есть мужчины, которые могут принять осуждение и позор, но предпочитают затем бежать и жить в углу со зверями… Это был долг… нужно же платить долги.
— Вам так нравится приносить себя в жертву? — снова иронически сказала она, но сейчас же раскаялась.
Он пожал плечами и коротко произнес:
— Идемте!
Один за другим, скрываясь за скалами, спустились они к морю. Наконец, они очутились у воды.
— Ваша лодка вот за этой скалой, — объяснял Марк. — Но привязана она здесь так, чтобы я мог ее подтянуть сюда. Если кто-нибудь сверху увидит, подумают, что ее просто относит течением, как это обычно бывает. А мыс закроет вас от глаз до тех пор, пока вы будете уже далеко.
Марк стал медленно подтягивать канат. Наконец, он сказал:
— Вот лодка.
По другую сторону скалы что-то заскрипело; это лодка терлась бортом о камень. Вот лодка обогнула скалу. Кетти отпрянула с заглушенным криком… Посреди лодки, скрестив ноги, злобно поблескивая глазами и посмеиваясь, сидела Нарутча.
— Ах! проклятая! Она выслеживала нас, — Марк обезумел от злобы и бросился на эскимоску с кулаками. Но эскимоска, гибкая, как дикий зверь, выпрыгнула из лодки, быстро вскарабкалась на скалу и, вытянув руки, стала пронзительно кричать:
— О… о…. о…. о…
— Она их зовет… мы погибли…Бегите, бегите, — говорил Марк, все-таки стараясь заставить Кетти сесть в лодку.