— Я теперь вижу его красоту… его силу… — запинаясь, ответил Олаф.
— Прости, сынок, — с сожалением покачал головой бывалый Скальд. — Прости, что сомневался в тебе после поражения в войне со Свеном Вилобородым. Ты будешь королем!
Хальфредр Беспокойный распростер объятья сыну своего покойного конунга Трюггви и своей жены Астрид:
— Позволь обнять тебя, будущий король Норвегии Олаф Трюггвасон!
Они крепко обнялись.
— Столько крови пролилось из-за этого камня, — прошептал Олаф и заплакал. — Мы возвращаемся в Херсонес, слишком много людей погибло из-за этого безумия. А что делать с монахом?
— А что с ним? — недоуменно спросил Скальд. — Если Громол его опять не поймает, пацан не протянет и дня в этих горах. Оставим его волкам!
…Громол в это время бродил между деревьев с топором наготове. Хильдибрандр зашел ему за спину и, натянув тетиву, улучал момент для точного выстрела. Но рус был опытным бойцом и двигался так, что выстрелить наверняка у юноши не получалось. Наконец он устал держать тетиву в натянутом положении и решился. Стрела, свистнув, воткнулась в спину Громола с левой стороны, но кольчуга не дала ей проникнуть глубоко.
Рус вскрикнул, мгновенно развернулся и бросился бежать навстречу лучнику, пока тот не послал еще одну стрелу. Но для второго удачного выстрела юному готу недостало опыта. Громол опрокинул его на спину сильным пинком в грудь. Потом сел на него сверху и пообещал на ухо со зловещей улыбкой:
— Ты будешь страдать, прежде чем встретишься со своим Христом.
Рус тут же пожалел, что недооценил мальца, потому что тот вцепился зубами ему в глотку и вырвал здоровенный кусок кожи с мясом. Кровь из горла Громола так и хлынула на лицо придавленного монаха.
— И все это из-за какого-то камня?! — закричал рус, зажав рану на шее рукой. — Как вышло, что он имеет такую власть над людьми? Почему он превращает людей в безумцев? Слово вашего бога не имеет никакой власти!
Громол нащупал рукой топор. Он чувствовал, что теряет силы, поэтому решил просто пробить готу голову.
— Ну и где же сейчас твой бог? — издевательски спросил он у своей жертвы и замахнулся.
Нанести удар своим топором Громолу помешал другой — тапр-окс, прилетевший из руки Олафа.
— О-о-о-х-х-х-х, — прохрипел киевский дружинник с одним топором в руке, а другим в спине, и завалился набок.
— Давно у меня чесались руки отомстить тебе за смерть Торгисля, — процедил сквозь зубы норвежец.
Он пинком отшвырнул труп Громола с монаха, протянул тому руку и помог подняться на ноги.
— Ты хранитель камня святого Климента? — спросил норвежец.
— Да, — подтвердил юноша, протирая глазницы от натекшей крови.