— Мне нужен только камень!!! — крикнул Громол, спускаясь на ее дно. — Только камень в обмен на жизнь!
Хильдибрандр еще сильнее натянул на голову капюшон и вжался в трухлявое нутро полого бревна…
Витигес очнулся и вытер лезвие своего меча краем плаща мертвого Давилы… Юношу он нашел молящимся над телом четвертованного старика.
— Надо идти дальше, сынок, — обратился к нему проводник. — Вот-вот могут прийти другие викинги. Можешь оплакать своего брата позже.
— Я мог бы остановить его… — прошептал юноша.
— Если бы ты попытался, лежал бы сейчас рядом с ним, — возразил ему воин.
На очередном привале, когда вечерело, Витигес спросил монаха:
— Ты умеешь стрелять из лука?
— Только по уткам, — признался юноша. — Мы с братией добывали к столу уток и рыбу.
— Сходи к болотцу, подстрели одну нам на ужин, — предложил воин Хильдибрандру. — У меня правая рука не может уже даже лук удержать.
Мужчина левой рукой натянул тетиву на готский лук, склеенный из нескольких кусков дерева и усиленный дополнительными костяными накладками. Такая конструкция позволяла поражать цель на очень больших расстояниях и использовать крупные тяжелые наконечники стрел, пробивающие любые доспехи. Юноша оставил раненому воину всю поклажу вместе с камнем святого Климента, взял лук со стрелами и налегке углубился в бурьян, к воде, куда на вечерней зорьке должны были слетаться жирные осенние утки.
Хильдибрандр старался подкрадываться к месту засады бесшумно, приготовив к выстрелу лук на случай, если все же спугнет невидимую крякву. И тут он его увидел… В призрачном вечернем свете, в гуще камышей сидело сказочное существо: большой, размером с гуся, селезень, окрашенный в самые различные оттенки зеленого — яшмовый, малахитовый и травянистый, с большим черным плоским клювом. Селезень плавал в небольшом оконце воды. На глазах у охотника он вытянул свою украшенную изумрудными перьями шею и начал спокойно копошиться в илистой воде.
Когда монах подкрался на расстояние верного выстрела, селезень окинул его надменным взглядом своих маленьких, в золотистых крапинках глаз. Юноша глядел на него как зачарованный, пока шаги за спиной не заставили его резко обернуться. Оказывается, викинги во главе с Сигурдом настигли его самого. Стрела, предназначавшаяся селезню, впилась в левый глаз старого воеводы, и тот рухнул замертво.
Монах бросился наутек под защиту своего проводника. Витигес был уже наготове.
— Беги, беги дальше, я их задержу! — только и успел он выкрикнуть.
За монахом побежал Громол, а норвеги закружились в смертельном танце с умелым, но раненым готом. Первым скрестил с ним меч Олаф и тут же нанес удар кулаком в грудь гота. Тот скрючился от боли, однако неожиданным приемом левой рукой сумел выбить меч у Трюггвасона. Подскочивший Хальфредр топором подрубил готу ногу, и тот пал на колени в объятья Олафа. Королевич пырнул его кинжалом, затем подобрал выбитый меч дамасской стали и для верности снес умирающему голову.
Скальд нашел в пожитках убитого кожаную суму с черным обсидианом размером с киевский кирпич-плинфу. Он подошел к Олафу и бросил трофей ему под ноги. Трюггвасон опустился на колени и достал из ветхой кожи камень святого Климента. Руки его слегка тряслись. Они держали то, о чем ему с самого раннего детства рассказывал его нянька и учитель грек Буртси.
— Вот она, сила готов, — сказал норвежец, протирая камень, чтобы тот еще сильнее заблестел в лучах заката. — Подголовный камень Христа.
Олаф приложил его к уху, но никакого голоса не услышал. Приложил к другому с таким же эффектом.
— Ты ничего там не слышишь, сынок? — спросил Хальфредр. — Не важно, ведь ты получил свой трофей.