– Это ее убьет.
– А нас она не убивает? А нас она не собирается погубить? С милым рай в шалаше!. Нет, поищи другую.
– Не говори так, – вымолвил побелевшими губами Павел Алексеевич. – Такой ужас! Разорение. Неизвестность.
Одиночество. Мрак. Куда я денусь?
И, как бы капая последнюю каплю, офицер сказал:
– Слышал, Буценко пойман?
У Павла Алексеевича захолонуло внутри.
– Я докладывал дело его превосходительству.
– Что с ним будет?
– Il sera pendu demain 7 ,– ответил почему-то по-французски Борис Владимирович. – Я замял упоминание о твоей матери с трудом…
Павел Алексеевич так побледнел, что Нина бросилась к пузырьку с бромом.
– Подумай! – И Борис Владимирович поднялся.
– Проводи меня, Нина.
Шпоры загремели по лестнице и потом где-то внизу –
на четких плитах дворика. Дверь неслышно открылась, по комнате пробежал ветерок, тронув волосы. Агаша остановилась у дверей, позвала вполголоса, – ее вышколили и предупредили, что нельзя врываться в размышления молодого хозяина.
– Павел Алексеевич, – позвала Агаша.
– Что? Что?
Он вскочил с дивана. Горничная попятилась, забормотала:
– Это я, Агаша, по делу к вам. Вы дадите завтра на расходы? Купить кое-что нужно, а потом хозяйке платить срок, мы ведь вперед платили все время.
Он замахал руками: