– Итак, куда же изволила выехать ваша матушка неделю тому назад?
В голове стояло: «Куда? Куда? В Феодосию?»
– В Феодосию.
– В Феодосию? – Ротмистр недоверчиво ухмыльнулся и наудачу посверлил глазами. – А может быть… может быть, в О-д-е-с-с-у?
Павел Алексеевич привскочил на месте.
И никогда после не мог Павел Алексеевич понять, откуда ротмистр Барановский узнал содержание их разговора с матерью с глазу на глаз.
– Так вы еще имеете нам сообщить, что Аполлинария
Михайловна отправилась в Одессу, – разглагольствовал ротмистр с бессодержательной значительностью. – Знаете что, Павел Алексеевич, – начал он вкрадчиво, как бы взмывая над столом, – мы не будем играть в прятки, я вам открою свои карты. Нам, например, известно, что вы усиленно занимаетесь поэзией, хороший филолог, человек лояльнейших воззрений. Революционное поветрие вас не захватило. Это тем более удивительно, зная вашу матушку и ваше воспитание. Биография вашей матушки нами изучена по долгу службы, вероятно, несколько лучше даже, чем ее единственным сыном. Увлечение молодости. Чернопередельские кружки, эмиграция в Женеву… Вас воспитывали, надо думать, на идеалах, на страданиях, перенесенных в былом.
«Надо бы оборвать».
– Знаем и дальнейшее: разногласия с Плехановым, весь народовольческий путь… А известно ли вам, молодой человек…
«Он забывается».
– Что матушка ваша, невзирая на возраст…
«Мерзавец!»
– Несмотря на обязанности, которые налагает на нее…
э-э… материнское положение… Да вы историю Лизогуба знаете? – вдруг прервал он тираду.
– Да… конечно…
– А газеты читаете?
– Да… нет… изредка…
– Вы слыхали, что делается в Москве, где находится ваша матушка?
8