Браво

– А не мог этот рыбак случайно упасть в воду?

– Конечно, мог, синьор. Такое случается каждый день, но тогда мы плывем к своей лодке, а не идем ко дну! В

молодости Антонио свободно проплывал от набережной до

Лидо!

– Но возможно, что, падая, он ушибся и не смог добраться до лодки?

– Тогда на теле остались бы какие-нибудь следы, синьор!

– Почему же Якопо в этот раз не воспользовался своим кинжалом?

– Он не стал бы убивать кинжалом такого, как Антонио.

Гондолу старика нашли в устье Большого канала, в полумиле от утопленника, и притом против ветра! Мы замечаем все это, потому что разбираемся в таких вещах.

– Покойной ночи тебе, рыбак!

– И вам того же желаю, ваша светлость! – ответил труженик лагун, удовлетворенный долгим разговором с человеком, которого считал выше себя.

Сенатор в маске продолжал свой путь. Он без труда покинул собор, незамеченным вошел во дворец через потайную дверь, скрытую от нескромных взглядов, и вскоре присоединился к своим коллегам по страшному судилищу.

ГЛАВА 28

Там узникам, вместе отдыхающим,

Не слышен голос тюремщика.

Книга Иова

Читателю уже известно, каким образом Совет Трех проводил те свои заседания, которые именовались гласными, хотя ничто связанное с, этой сугубо секретной организацией не может быть названо гласным в обычном смысле слова. Теперь снова собрались те же сановники, скрытые теми же мантиями и масками, как это было описано в одной из предыдущих глав. Несходство заключалось только в характерах судей и подсудимого. Лампу поставили так, что свет ее падал на определенное место, куда предполагалось поместить обвиняемого, меж тем как часть зала, где находились инквизиторы, была освещена тускло, что весьма гармонировало с их мрачными и таинственными обязанностями. За дверью, через которую обычно вводили узника, послышался звон цепей – верный знак того, что дело предстояло серьезное. Вот двери распахнулись, и браво предстал перед неизвестными ему людьми, которые должны были решить его судьбу.

Так как Якопо и прежде нередко являлся перед Советом

– правда, не как подсудимый, – то теперь при виде всей этой мрачной обстановки он не выказал ни испуга, ни удивления. Лицо его было бледно, но спокойно, и держался он с большим достоинством. При его появлении по залу пронесся шорох, затем воцарилась глубокая тишина.

– Тебя зовут Якопо Фронтони? – спросил секретарь,