– Очень… Мой час настал… Я все надеялся снова увидеть дневной свет, благословить твою мать и сестру…
Да будет воля божья!
– Мать и сестра молятся за нас обоих, отец. Они уже вне власти сената!
– Якопо… Я не понимаю, что ты говоришь!
– Моя мать и сестра умерли, отец!
Старик застонал, ибо узы, связывавшие его с землей, еще не были порваны. Якопо услышал, как отец стал шептать молитву, и опустился на колени перед его ложем.
– Я не ожидал этого удара, – прошептал старик. – Значит, мы вместе покидаем землю…
– Они уже давно умерли, отец!
– Почему ты тогда же не сказал мне об этом, Якопо?
– Ты и без того много страдал, отец.
– А как же ты?.. Останешься совсем один… Дай мне твою руку, мой бедный Якопо…
Браво взял дрожащую руку отца; рука была холодная и влажная.
– Якопо, – сказал старик, чья душа еще не покинула тело, – я трижды молился за этот час: первый раз – за твою душу, второй раз – за мать, а третий – за тебя!
– Благослови тебя бог, отец!
– Я просил у бога милости к тебе. Я все думал о твоей любви и заботе, о твоей преданности старому страдальцу.
А когда ты был ребенком, Якопо, нежность к тебе. , толкала меня на недостойные дела… И я боялся, что, когда ты станешь мужчиной, ты упрекнешь меня в этом… Ты не испытал тревоги родителя за свое дитя… Но ты сторицей вознаградил меня за все… Стань на колени, Якопо, я еще раз попрошу бога не оставить тебя своей милостью!
– Я здесь, отец.
Старик поднял дрожащую руку и голосом, который на мгновение вновь обрел силу, горячо произнес торжественные слова благословения.
– Благословение умирающего отца скрасит твою жизнь, Якопо, – добавил он после короткого молчания, – и прольет мир на твои последние минуты.
– Так и будет, отец.