Спрятанные во времени

22
18
20
22
24
26
28
30

— О, народу тьма. Праздник, что ль? Приехали, барин! — прогудел извозчик, истребовав свою плату, вполне разумную. — Если что, ты свистни, я подскачу. Меня тут все знают. Уж я таких господ возил — закачаешься! Куда по нужде или для забавы — лучшего не сыскать. Тута по Москве есть куда навостриться…

Извозчик озорно подмигнул и дернул мокрые вожжи, предав пассажиров в руки ливрейного седовласого швейцара. Из аркады живо подскочил породистый носильщик в фуражке — аристократ против коллег-неандертальцев с Казанского. Ни жилкой не показав небрежения, белыми перчатками он похватал с мостовой тюки, крякнув, посадил на тележку, и пошел с ней за Нишикори.

Делегация проследовала в фойе. У стойки, за которой царствовал рыхлый как квашня гражданин с косым ртом, оказалось, что люкс для иностранных гостей готов наилучшим образом и уже их ждет:

— Оплачен на месяц вперед Торгпредством. Пожалуйте во второй этаж! — с уважением сказал администратор, двигая письменный прибор и глядя с лакейской издевкой на Керо, как бы подтрунивая над ним, что, мол, барин-то твой богат, а тебя держит похуже твари.

Керо расписался за обоих в журнале, и скоро новые постояльцы оказались в шикарных апартаментах, выходящих окнами на Большой театр. Его портик был торжественно освещен, и четверка неслась сквозь дождь, желая растоптать клумбу. К подъезду подъезжали пары на вечерний репертуар.

Нишикори, не глядя на высокую обстановку, будто оказался в притоне, а не в лучшей гостинице Союза, передал чемодан Керо, и сразу же направился в ванную, загремев массивной щеколдой. Послышался стук сброшенных тяжелых ботинок и шум воды. В глубине здания, едва слышно, кто-то высоко тянул Виолетту148; в коридоре раздался хрустальный смех, скоро растворившийся внизу лестницы — счастливая пара летела в ресторан.

Керо водрузил чемодан на стол и принялся с обреченным видом извлекать из него предметы. Первым была увесистая шкатулка, внутри которой что-то скреблось — размеренно и ритмично, как может скрестись только лишенное воображения существо, уверенное, что любое препятствие — это дело времени, которого всегда вдоволь. Шкатулка была отставлена, а за ней на свет одна за другой показались детали какого-то сложного механизма, обернутые в телячью кожу. Пальцы Керо заработали с фантастической быстротой. Выражение лица стало строгим.

Когда Нишикори вернулся, юноша собрал на ковре замысловатую конструкцию из листов и стержней, напоминавшую многомерный цветок, втиснутый с грехом пополам в тесную тройку измерений, каким его мог изобразить Наум Габо149. В центре располагалось что-то вроде блюда с мандалой «Шри-янтра» и совершенно неуместными ремешками.

Вытерев руки о штаны, Керо щелкнул замком шкатулки. Из ее глубин показались когтистые лапы и голова водяной черепахи, решившей немедленно выбраться наружу. (Если кто-то считает черепах медлительными и неуклюжими существами, пусть попробует удержать эту тварь в руках.)

Нишикори бережно поддел рептилию под живот, отчего та воспылала энтузиазмом и начала отчаянно царапаться, пока ее не перевернули. (Метод действует на большинство разновидностей черепах, можете проверить самостоятельно.)

— Тихо, тихо, Фуджи… — увещевал он питомицу, пристраивая к мандале в центре «цветка».

Пока патрон сковывал движения заключенной, Керо закрепил ее ремешками на медном «блюде», будто готового к старту космонавта. Рептилия отчаянно вырывалась, расшатывая конструкцию. Вездесущие лапы задевали то одну, то другую ее деталь. Несколько тут же оказались на ковре.

— Большего размера у нас нет? — спросил Нишикори, отступая на шаг от бренчащего шедевра конструктивизма.

— Нет, сэнсей.

— Фуджи определенно подросла… — задумчиво произнес он.

— Ей почти шестьдесят, сэнсей.

— М-мм… Крепление надо увеличить.

— Уже пытались — больше не поместится в Лотос, сэнсей. Прибор не будет работать.

— Впрочем, ее предшественница была еще больше, — по лицу Нишикори пронеслась дымка. — Черепахи живут долго, Керо. Но, увы, не бесконечно.

— Кажется, Иоши подпирал Лотос палками, чтобы он не развалился, — заметил юноша.