Спрятанные во времени

— И, ка-анешно, приносить пользу обществу! Как без этого? — кивал в соленья Нехитров.

— А ты знаешь, кстати, сколько бьется яйца при транспортировке? — оседлал он ни с того, ни с сего любимого своего конька. — До, вдумайся только, двенадцати процентов от массы! Это где дороги плохие, в Москве поменьше, конечно. Но, поскольку дороги у нас в основном дерьмо… Вот и прикинь теперь, сколько по стране не доезжает яйца. И не только яйца! Вот, — он схватил бутылку, — нарзана тоже будь здоров бьется. Но… пф! Нельзя объять необъятное. Сохраним яйца — сохраним и все остальное.

Илья и на это кивнул согласно, приняв холодную рюмку. Что было дальше, он помнил смутно.

В залу от входной двери вел широкий коридор с гардеробной. Второй — домовый, узкий и скупо освещенный — вел в кухню, подсобки и дальше на задний двор. Кажется, по нему он и шел зачем-то. Там из пара и темноты вынырнуло лицо монголоида, невероятно огромного и свирепого. Грудь будто сходу натолкнулась на стену, дыхание перебило. Илья потерял сознание.

Когда он очнулся, то увидел искру, затем еще, и не сразу понял, что смотрит на ряд фонарей из-под Патриаршего моста — на изогнутый рожок острова, где дети — жертвы пороков взрослых180, еще просто гуляют, без назиданий гражданина Шемякина, которому б самому…

Илья попробовал шевельнуться, из чего не вышло ни йоты толку — тело стягивали тонкие упругие струны, больно врезавшиеся в кожу. Мышцы словно стали чужими. Городские огни плясали перед глазами (каждый глаз при этом смотрел на что-то свое).

В приступе паники он решил кричать, но и в этом не преуспел — рот был забит кляпом. Вполне приличным на вкус. Илья мысленно поблагодарил неизвестного злодея за гигиену — могли ведь и старыми носками забить и вообще всякой случайной гадостью. Только вот на случайность это совсем не было похоже.

Когда картинка по кусочку срослась и мозг дал знать о своем пробуждении, Илья сделал неутешительный вывод, что находится связанным под мостом, что вокруг темно и темная сгорбленная фигура размером больше любого виденного им человека колдует над коллекцией блестящих в свете фонаря инструментов, разложенных прямо на мостовой. Инструменты мерзко позвякивали, когда он перебирал их, по-видимому, выискивая сообразный намереньям.

Илью пронзила раскаленная игла ужаса. Хмель, секунду назад круживший голову, испарился. Наступил миг отвратительной ясности, когда жизнь пробегает перед глазами и увиденное совсем не радует — особенно приближающаяся черта суммы, которую вот-вот подведет безумец с хирургическими щипцами. Ни к селу, ни к городу вспомнилось: «Злые тролли живут под каменными мостами». Сознание работало по своим понятиям, штампуя ассоциации как оладьи.

Между тем, фигура устрашающего гиганта склонилась к его ногам, в одно движение сорвав правый туфель. Движение было такой силы, что шнурки лопнули, а ступню едва не вырвало из сустава. Тут же ногу прострелила резкая боль, по всему телу разлился жар.

Гигант поднялся, рассматривая белую продолговатую штуку, скрюченную, похожую на страдающую аутизмом личинку, бывшую ничем иным, как только что отделенным от ступни пальцем. Затем с сосредоточенным видом он прошел за спину Ильи, и занялся там каким-то бренчащим и поскрипывающим механизмом.

М. проснулся от резкой боли. Правую ступню свело судорогой. Он вскочил, свесив с постели ноги, и принялся ее растирать. Та словно окаменела. Ковыляя, он прошел в гостиную, зажег лампу и вскинул ногу на табурет, увидев, что один из пальцев стал черным, будто отмороженным. Он с испугом посмотрел на него, а затем, словно вспомнив что-то, бросился к письменному столу. Очевидно, какая-то связь еще оставалась, и, что бы он ни предпринимал, не удавалось ее окончательно истребить. Например, когда Илья с Варей… ну, в общем, М. кое-что чувствовал — и это его бесило.

С проблемой стоило повозиться. Он также очень надеялся, что связь эта не работает в обратную сторону — мысль жить как на ладони была совершенно невыносимой.

Схватив бумагу, он начал чертил, путаясь в завитках, ломал и отбрасывал карандаш, что-то вычислял на углу листа. На лбу его выступила испарина. Артефакт, медленно крутившийся над столом, занялся тусклым светом.

Нишикори вернулся к складному креслу, в котором только что сидел пленник. Оно было пустым, если не считать шелковых веревок, повисших на подлокотниках. Никаких следов, лишь ненужный туфель на мостовой и маленькая лужица крови от отрезанного мизинца, недостойная внимания в глазах воина.

Лотос Да-Он-Ли за спинкой кресла бешено вращался, совершенно дезориентировав черепаху, и так недружную с географией.

Нежелательный визитер

Около четырех утра Илья, грязный, исцарапанный, без очков и в одном ботинке (да-да, с недостающим пальцем ноги, я не забыл) стоял в прихожей, пытаясь объяснить Вареньке совокупно все перечисленное. Хуже всего пришлось придумывать на счет пальца, потому что история с маньяком под Патриаршим мостом и последующем чудесным перемещением на Пречистенку потребовала бы развить сюжет — но в другом совершенно месте, где непременно бы выплыло кое-что, что он точно не хотел объяснять. (Илья был убежден, что ему не место в психушке, хотя все меньше и меньше.)

Отмытый и перевязанный молчаливой недовольной супругой, он устроился, насупившись, на кровати, более всего боясь заснуть, потому что чувствовал, что реальность стала какой-то уж совсем ненадежной, мягкой и дырявой как кусок сыра. Но тело взяло свое и к шести утра он мертвецки спал, ощущая себя летящим в бездну. Вокруг кружила мучная пыль, забиваясь в нос, глаза и рот, в облаках которой всплывали неизвестные ему символы. Аппетитно пахло свежей выпечкой.

«Зовите меня Алисой!», — приветствовал он группу граждан, с любопытством рассматривавших его, пролетая мимо них вниз. Блеснули вспышки щекастых «никонов», послышался непонятный говор.