Илья оценил талант убеждения, дарованный его гостю, и лихорадочно согласился, не заботясь о чувстве собственного достоинства и прочих штуках, сильно мешающих выживанию. В итоге в ближайший час он по шагам рассказал о себе, своей жизни «до», «после» и вообще, помянув М. и старательно обходя Вареньку, которую (ему было приятно это осознавать) он хотел максимально оградить от всех неурядиц. И еще он понял, что впервые так последовательно и просто излагает суть происшедшего с ним, в том числе самому себе, и что сердце утешается этим, а ум приходит в порядок.
Японец внимательно его выслушал, глядя в пол. Лицо его ничего не выражало.
Судя по шуму, раздавшемуся за дверью, в квартиру начали возвращаться жильцы. Илья заметался мыслями, не представляя, как предупредить Вареньку об опасности, но тут Нишикори встал и молча вышел, буднично и просто, словно приходил спросить спичек. На минуту в квартире затихли крики, что казалось в принципе невозможным.
Илья в лицах представил эту картину: огромный японец в черном является в коридоре ошарашенной коммуналки и движется как танкер к выходу, заслоняя собою свет. Уверенный, что сейчас же в дверь просунется чья-нибудь любопытная голова, он подошел к окну и принял скучающий вид, на ходу пнув кота-коллаборациониста, всю историю дремавшего у ног заморского гада. Беспринципная тварь не пожелала пошевелиться, лениво приоткрыв один глаз.
— Получишь ты у меня селедки, контра! — погрозил Каляму Илья, выглядывая из-за шторы во двор.
Интуриста не было видно. Откуда-то возникла уверенность, что вопрос исчерпан и сюда он никогда не вернется. Наконец за долгие месяцы Илья почувствовал мир в душе и даже какую-то окрыленность.
Действительно, не прошло минуты, как дверь отошла без стука и в щель между нею и косяком протиснулась голова Ярвинена — самого, по-видимому, шустрого, благодаря зарядке и растираниям. Илья лениво по-мхатовски обернулся, вопросительно взглянув на пришельца.
— Э?.. — лишь проблеял тот.
Илья непонимающе поднял бровь.
— Ах, этот… По работе, коллега из Японии, академик и самурай. Будет делать доклад в Кремле, просил консультаций, — небрежно сказал Илья, будто о самом пустячном деле. — Там немец пожилой сегодня не появлялся? С переводчиком?
Сосед отрицательно потряс головой, вытаращив глаза.
«С немцем я, однако, переборщил», — подумал Илья, но слово не воробей.
— Ну, ладно, ладно… Если придет, скажите, что приму после чая.
Матиас Юхович отчаянно закивал, пообещав, что вдруг если, то он немедленно.
После этого японец Илью действительно больше не беспокоил (хотя, мерзавец, и не вернул пальца!).
В следующий вечер Илья постучался в квартиру М..
Разговор
Поздним вечером в нижнем этаже дома, затерянного среди тысяч домов Москвы, М. сидел в пол-оборота к Илье и посматривал то на собеседника, то на пламя в открытой печной топке. Ужин был прикончен. На полу стоял ряд порожних бутылок «Kopke»182. Очередная, залитая сургучом, ждала своей минуты у кипы книг, устроенной тут же на полу вроде маленькой Вавилонской башни.
Разговор развивался медленно, часто прерываясь. После очередной паузы М. прокашлялся и продолжил:
— Поначалу я припрятал эту штуку в сарае. Была у меня стайка, знаете, где дрова держат и всякий хлам. Нести в общую комнату не хотелось, оставил до весны — разобраться, когда на улице потеплеет. Пока нес, боялся, что напорюсь на патруль… Хрен знает на какой — всегда какой-нибудь да найдется! Примут за оружие, расстреляют на месте: этот nodum virtus183 ужасно похож на снаряд. Вообще-то в мире много что напоминает снаряд — бревна, например, или слоновьи ноги. Арестовать всех слонов!