— Стальной тяжелее будет. Да и «Металлист» под заказом по самые нимогу, полгода ждать, — через губу ответил инженер, задача которого, видимо, состояла в том, чтобы измотать «музейных» и не переделывать проект.
— Ничего не занят! Пусть только будет занят! — кипятился Кудапов, отводя полы пиджачка с живота. — Так и назовем его: Стальной Купол. На весь Союз прогремим. А, может быть… Купол Сталина?
Штаб опешил. Даже Порухайло привстал с дивана.
— Ты рехнулся, Никитыч? Это нам в ЦК что ли обращаться?
Ужалов сплюнул от негодования на паркет.
— А что? И нечего тут плевать! — кипятился завотделом античности. Все гадали: может, краска на него действует? — Нам, нашему славному музею, свойственно замахиваться на крупное!
— Думаешь, можно любую будку именем вождя называть? Это тебе не ГЭС…
— Будку?! Музей пролетариата тебе не будка!
— Не выеживайся, Никитыч, целее будешь, — усмехнулся Порухайло с дивана, вновь откинувшись и мурлыча польку. Эти друзья-враги нуждались друг в друге как два крыла. — Вот помрешь, твоим именем назовут. А я первый — может, моим.
— Скромнее нужно быть, Афанасий Никитович. Вот и товарищи говорят… — присоединилась Каина Владиславовна.
— Эти мне товарищи… — начал было Кудапов, повернувшись к дивану.
— Главное — не купол, а монумент! Знаете, кто проект утвердил? Да еще из нового инновационного материала! Вы там не забывайте, что к чему, — добавила Рюх, входя с облегчением в знакомые воды политэкономической бухты. — Вы со своими идеями в деревню какую-нибудь езжайте, в Сколково, например, бабочек ловить.
— Да-да, это вам не хухры-мухры из развалин, от которых только полы трещат, — подбросил дровишек Порухайло, намекая на всякую малонужную древность, которой занимался Кудапов. — Это, между прочим, новье, под заказ идет! А ты тут со своими финтами, впереди паровоза.
Кудапов вздернул подбородок и раздул ноздри, уже готовый ответить, но ему не дали:
— Как бы нам не
До того он молча сидел в углу, откуда и подал голос. Бухгалтер физически страдал от вида всех этих чертежей, предчувствуя нутром смету — не какую-нибудь, но с огромным превышением, за которую объясняться потом до пены с фининспектором. Ему никто не сочувствовал. И вообще, он был в этом уверен, человечество его ненавидело (немногое, в чем он не ошибался, не считая годового баланса, который всегда сводил с первого раза назло ревизионной комиссии).
— А! Называйте что хотите и как хотите! Пусть теперь все летит в тартарары с вашим проектом! — с обидой сдался Кудапов. — Хоть жабой назовите, раз такие перестраховщики.
«По крайней мере, этот тоже, вроде Сторпилина, свой долг выполнил, отбарабанил для протокола, — подумали остальные. — Что же мы-то?».
— Оформите в протоколе голосованием, — умно подсказала Рюх, решая задачу «оптом».
— Без стенограммы только, — уточнил Порухайло.