Это был удар ниже пояса. Не в силах не ответить на вызов, Илья выдал, стараясь как можно сильней гнусавить:
Доктор закивал, поджав губы:
— Восхитительно! Ваши?
— Нет, конечно. Все, что смог вспомнить под давлением обстоятельств. Это Бродский.
— Не слышал о таком.
— Уверен, что нет.
— Из эмигрантов?
— Вроде.
— Ну что же, тогда басня!
— С медицинским уклоном?
— А то! — повеселел Иван Ермолаевич, обнаружив благодарного слушателя, и начал декламировать, размахивая руками (Илья невольно задержался на его пальцах, чистых, коротких и сильных, привычных кромсать тела):
У Ильи заломило челюсть. Автор был медиком до мозга костей и тема эта, по-видимому, замыкала на себе все его воображение. Случись ему написать поэму, это будут «Страсти эндокринной системы» или «Ночные думы брыжейки».
После, когда уже выпили чаю и приняли «по чуть-чуть» из тайников «Одифрена», доктор прочел назидательную историю про недосмотр в половой гигиене, оформленную анапестом, и закончил стихотворением «Пишу тебе, тело белое» с ноткой печальной философии. На этом творческая язва была зашита и перевязана, то бишь поставлена точка в разговоре.