Робинзоны космоса

22
18
20
22
24
26
28
30

– А что, они неприятно пахнут? – насмешливо спросила Стелла.

– Неприятно? Да нет, скорее, необычно.

– Ну это я выясню сама, поскольку эльдорадцев мой репортаж также коснется. Кстати, один мой знакомый там, на Земле, посоветовал мне встретиться здесь с неким Лапрадом. У него еще такое забавное имя… Тераи? Кажется, так.

– Лапрад? Я его знаю. Вот только не советовал бы связываться с ним.

– Кто он такой? Изыскатель? Бандит?

– Ни тот ни другой. Он геолог. Единственный здесь, который ни в чем не зависит от ММБ. У него своя контора на улице Стивенсона, в нескольких десятках метров от нашей гостиницы, но он там бывает редко. Этот человек и впрямь знает туземцев лучше всех. Но он со странностями. Метис – помесь француза бог знает с кем – и обычно прогуливается вместе со львом, который только с виду похож на льва, – огромный зверь, вроде как понимающий человеческую речь…

– Сверхлев? Я думала, они все погибли в пожаре на Торонтской биологической станции, сожженной фундаменталистами во время мятежей две тысячи двести двадцать третьего года!

– Лапрад прибыл сюда в две тысячи двести двадцать пятом, девять лет назад. Сразу же ушел вглубь материка, и его не видели здесь три года. Все уже думали, что он погиб. Затем он вернулся. В то время ММБ еще не имело монополии на разработку рудных месторождений. Он им продал свою заявку, причем очень дорого – но это и сейчас самый богатый рудник, – и открыл контору по геологическим консультациям. ММБ всегда обращается к нему, когда нужно произвести изыскания на равнинах по ту сторону от гор Франклина. Тамошние туземцы не похожи на здешних – более дикие, более могущественные и не слишком жалуют землян. Но Лапрад, как я слышал, стал кровным братом нескольких вождей.

– Послушать вас, так это просто потрясающий тип! Сколько ему лет? И почему вы не советуете мне с ним связываться?

– Потрясающий не потрясающий, но уж точно необычный! Ему сейчас лет тридцать пять, наверное. Но человеком, который заслуживает полного доверия – особенно со стороны женщин, – я бы его не назвал. Он многим здесь не нравится, как по этой причине, так и потому, что любит якшаться с туземцами.

– А где его можно найти? Могу я ему позвонить сегодня и договориться о встрече?

– Нет-нет, только не сегодня! Сейчас он, должно быть, обходит все бары подряд со своими друзьями-изыскателями. Завтра, вероятно, будет в конторе. Во всяком случае, вчера он там был. Вам повезло, так как теперь он появляется в Порт-Металле все реже и реже, да и задерживается всего на несколько дней.

– Сейчас нет еще и девяти. Вы не подскажете мне, в каком баре он обычно бывает?

– Обычно он начинает и заканчивает отмечать свой профессиональный праздник в «Черной лошади». Но вам там появляться нельзя! Этот притон – не место для девушки, особенно в такую ночь!

– Для девушки – возможно. Но только не для журналистки! Где этот бар?

– Улица Кларион, пятьдесят шесть. Но послушайте…

– Нет, это вы послушайте! Я подозреваю, что вы просто-напросто поставляете этому месье Лапраду девушек. Вы пробуждаете во мне жгучее любопытство, делаете вид, что пытаетесь отговорить меня от встречи с ним, и в то же время даете мне всю необходимую информацию. Но все равно спасибо.

Она щелкнула пальцами перед носом растерявшегося администратора и вышла.

Улица Кларион оказалась темным переулком с мостовой, наспех положенной во время строительства городка, которая была вся в колдобинах и выбоинах. Ряды темных домов, на которых лишь кое-где мерцали светящиеся вывески баров или низкопробных заведений, тянулись, на сколько хватало глаз. Стелла шла быстро, сжимая в кармане рукоятку игломета: она по собственному опыту знала, что, если будешь озираться и медлить, в таком месте к тебе наверняка пристанут. В одном из темных переходов чья-то рука схватила ее за левое предплечье, но Стелла вспомнила карате и сбросила ее с себя резким ударом.

Отыскать «Черную лошадь» оказалось нетрудно. Под названием бара, написанным по-французски, красные люминесцентные трубки на вывеске изображали едва держащуюся на ногах лошадь, которая, оскалив зубы и запрокинув голову, жадно пила из огромной бутылки. Крупная шишка на ее глотке, судя по всему, символизировала тот достойный Гаргантюа глоток, который она только что сделала. Стелла достаточно хорошо знала французский язык, чтобы понять каламбур: по-французски «Черная лошадь» означало «лошадь, пьяная в хлам».