— Ни о какой ночи и ни о каком пешем пути я не говорю, — перебил его Эрнст. — Я поеду завтра утром на велосипеде. И поеду по дороге, как это обычно делают рабочие, которые хотят попасть на фабрику в Люблинец. И пожалуйста, не пытайтесь отговорить меня от такого решения. Любой другой способ только отнимет у нас время.
МАКС И СРОКА
Тадеуш поручил девушке по имени Виктория взять на себя все заботы о Максе и Андре: она должна была обеспечивать их чистым бельем, продуктами, а также выполнять при них роль связной. Виктория взялась за работу с охотой. До этого ее использовали только как связную. Беготня с донесениями, о содержании которых, как правило, она ничего не знала, не приносила ей особой радости, так как по натуре она была заботливой и ей доставляло удовольствие опекать кого-нибудь.
Виктория очень скоро поняла, что убежище ее подопечных далеко не идеально. Чтобы попасть в свою каморку, Андре и Максу нужно было пройти через кухню, в которой целыми днями торчали детишки, а по вечерам зачастую находился кто-нибудь из соседей или знакомых. Хозяин дома Моравец уже числился в гестапо на учете, так как фашисты начали подозревать, что чрезвычайные происшествия на железной дороге вряд ли обходятся без его участия. Однако пока у них не было доказательства его причастности к этому. Если же он вдруг попадется, а такое могло произойти каждый день, то тогда и двум немецким патриотам придется несладко.
Именно поэтому Виктория и решила присмотреть для патриотов квартирку получше и побезопаснее. Она понимала, что им совсем не обязательно жить под крышей дома, принадлежащего солдату Армии Крайовой. К счастью, на свете есть еще много порядочных людей. Выбор Виктории пал на дом одной повивальной бабки, муж которой уже шестой год числился попавшим в плен. Виктория поговорила с фрау Штранич, а затем, получив одобрение Тадеуша, перевела патриотов на новую квартиру, причем сделала она это в обеденный перерыв, когда все лавки и учреждения в городе были закрыты. Они направились к своему новому убежищу со стороны вокзала, чтобы их могли принять за только что сошедших с поезда. Все свое имущество Андре и Макс поместили в чемодан. Виктория несла завернутую в материю рацию. Улица, на которой жила фрау Штранич, была одной из оживленных в городе. Как только они свернули туда, девушка вдруг сделалась на удивление веселой. Свободной рукой она взяла Андре под руку и, прижавшись к нему, довольно громко сказала:
— Как хорошо, что ты наконец-то снова со мной! Впереди у нас несколько счастливых дней!
Андре, поняв замысел Виктории, сразу же начал ей подыгрывать. Он заметил, что к ним приближаются эсэсовский офицер и какой-то мужчина в гражданском. Все обошлось благополучно, и через несколько минут Виктория свернула во двор какого-то дома: так они пришли на свое новое местожительство.
Комната, в которой им предстояло жить, имела отдельный вход, что было особенно важно. К тому же она оказалась довольно просторной и хорошо обставленной. На подоконнике стоял сделанный из папье-маше аист. Виктория объяснила Андре и Максу, что это условный знак, говорящий о том, что все спокойно. Так они заранее договорились с хозяйкой.
— А что это была за пара, с которой мы встретились на улице? — поинтересовался Андре у Виктории.
— Это столпы нашего города. — Сказав это, девушка скривила губы, как будто попробовала чего-то кислого. — Черноволосого зовут Винком, он самый старший среди гестаповцев. А тот, в гражданском, — полицейский комиссар Бойре из гестапо. Оба, видимо, возвращались после проведения очередного допроса, так как шли они со стороны тюрьмы, которая находится не так далеко отсюда. Правда, сами они называют ее более скромно — основной лагерь.
— Хорошее соседство, — усмехнулся Андре. — Однако можно надеяться, что именно в этом месте они будут искать нас в самую последнюю очередь.
Так оно и оказалось на самом деле. Преследование на какое-то время прекратилось. Несмотря на близкое соседство с гестапо, Андре чувствовал, себя здесь гораздо свободнее. У акушерки обычно бывало довольно много народу, так что гости, приходившие к патриотам, никому не бросались в глаза. Чаще всего из дома в город выходил сам Андре, чтобы лично познакомиться с кем-нибудь из немецких жителей города. Тадеуш при этом, как правило, играл роль посредника. На военном заводе, производившем порох и ручные гранаты, работало много бывших социал-демократов, не меньше их было и на ткацкой фабрике. К ним примыкали люди, которые раньше никогда не занимались политикой, однако теперь боялись последствий проводимой гитлеровцами политики. Как правило, это были пожилые люди. Некоторые из них тайком слушали радиопередачи из Москвы, других же больше интересовали передачи из Лондона. Короче говоря, Андре приходилось встречаться с мужественными и боязливыми, с решительными и осторожными людьми. Однако все они требовали от него ответа на вопрос, что будет дальше. И ему нужно было терпеливо объяснять им, что любой, даже самый незначительный на первый взгляд поступок, направленный против фашизма, работает на будущее.
После таких бесед Андре возвращался домой уставшим и взволнованным. Он ложился на кровать и рассказывал Максу о том, что сделал за день. Часто он сердился на самого себя, вспоминая какую-нибудь деталь, упущенную им в разговоре с местными жителями. Он тут же вскакивал с постели и, схватив блокнот, делал в нем какие-то записи. И хотя хозяйка регулярно и хорошо кормила их, Андре начал заметно худеть.
Макс, как только мог, помогал другу. Он составлял сводки для передачи в Центр, шифровал их или расшифровывал радиограммы из Центра. Часто подолгу Макс оставался в доме один. Занятый делом, он уже не обращал внимания на крики, доносящиеся порой по ночам из тюрьмы, до которой от дома акушерки было не более двухсот метров. Он старался не замечать и того, что происходило перед окнами его комнаты днем.
Улица, на которой они жили, была не слишком удобной для них: мимо их дома ежедневно проводили арестованных, и, как правило, не столько одиночками, сколько группами и целыми семьями. Некоторые из них этой же дорогой возвращались обратно, но только уже не на собственных ногах, а на телеге, накрытые грязной парусиной. Трупы везли на кладбище.
Сначала эти невеселые картины, как и крики истязуемых в тюрьме, доводили Макса до ужаса. Ему стали сниться кошмары, он часто просыпался среди ночи и подолгу не мог уснуть. Вскоре Андре заметил душевное состояние друга.
— Разве ты надеялся увидеть здесь иное? — спросил он Макса. — Все, что нам говорили в Москве о гитлеровцах, как ты сам видишь, не преувеличено ни на йоту. Вот что они делают с людьми. Все это тебе не повредит, а поможет, как мне кажется, сильнее ненавидеть фашистов, и ненависть придаст тебе больше сил. Неужели ты думаешь, что я могу спокойно смотреть на все это? И тем не менее я мысленно говорю себе: смотри и помни, что и от тебя лично зависит, долго ли будут продолжаться подобные ужасы. Ты не имеешь права уставать, так как должен сделать еще очень много.
Макс был согласен с Андре, однако никак не мог избавиться от преследующих его жутких картин, особенно тогда, когда Андре уходил в город и он оставался дома один. Когда товарищ находился рядом с ним, Макс забывал о своих страхах.
К счастью, Андре и Макс на удивление подошли друг другу, чего молодой радист никак не ожидал вначале. С тех пор как они остались вдвоем, Андре почувствовал себя как бы моложе. Он стал более подвижным. Все, что бы ни делал, он делал уверенно и решительно. Когда ему приходилось идти по улице, он шел такой небрежной походкой, как будто всю жизнь прожил в этом городе и ему некого бояться. Казалось, что он не испытывал страха. С Максом он разговаривал открыто и честно. Он объяснял ему самое необходимое, однако на приказной тон старался не переходить. Максу, разумеется, хотелось спросить, почему с Андре произошли такие изменения, но он откладывал разговор до благоприятного момента.
Вскоре Центр так загрузил Макса работой, что он совсем забыл обо всем остальном. В это время советское командование планировало новое крупное наступление, а Люблинец как раз оказался на направлении нанесения главного удара. Центр в первую очередь интересовало состояние дорог, их пропускная способность, состояние железнодорожных линий и вокзалов. Было приказано как можно скорее разведать все военные объекты. Особенно Центр интересовался складами боеприпасов и оборонительными сооружениями, находящимися в окрестностях города.