Радиосигналы с Варты

22
18
20
22
24
26
28
30

Через четыре часа из Центра передали:

«Ждем вашего подтверждения, сообщите точные координаты».

Едва настало утро, Эрнст направился в Люблинец. Андре уже знал об этом. Ночью он получил указание прибыть в Павонков, и потому встречу с Невойтом ему пришлось перенести на другой день. Андре хотел дождаться капитана, чтобы тот мог лично посмотреть площадку, подготовленную для приема людей и грузов с Большой земли, сам проверил бы установку сигнальных огней и тайник для хранения оружия. Однако Эрнсту Андре ничего не сказал об этом.

Когда же Эрнст снова вернулся в Павонков, то в первую очередь поговорил с Эдвардом, отчитал его за кое-какие упущения, допущенные им в последнее время, после этого попросил его как следует принять Андре и все ему показать. И только потом друзья заговорили о последнем задании, полученном из Центра. До самой окраины села они шли сбоку от шоссе, а когда свернули в лес, выбрали хорошие тропы и сделали на них пометки для парашютистов, которые прилетят с Большой земли.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ОТ СЛУЧАЙНОСТИ К ИЗМЕНЕ

В начале октября 1944 года Советское Верховное Главнокомандование приняло решение на переход войск на отдельных участках фронта к обороне с тем, чтобы сконцентрировать силы для нанесения последующего удара на берлинском направлении. Получив такой приказ, войска закрепились на захваченных позициях.

О готовящемся наступлении советских войск противник чувствовал даже по донесениям, поступавшим из тыловых районов. Из так называемого генерал-губернаторства, а также северо-восточных и восточных районов Верхней Силезии все чаще и чаще приходили донесения о выброске там советских разведчиков. Точка зрения, что они не смогут там закрепиться и действовать, оказалась явно ошибочной. Польские партизаны и немецкие патриоты всячески поддерживали разведчиков, а с их появлением и сами проявляли все большую активность. Число донесений, ежедневно поступавших в отделения гестапо, жандармерии и полиции, росло с каждым днем. Поступали сведения о повреждениях линий связи, стычках и перестрелках с патрулями, нападениях на военные транспорты, разоружениях часовых. В гитлеровских сводках говорилось о появлении все новых и новых «чужих и местных банд».

Город Лобен и его окрестности превратились в один из опорных пунктов такого движения. Одна из важных причин этого была хорошо известна официальным властям округа в Катовице: группа немецких антифашистов, состоявшая всего из пяти человек, которую так старался поймать гауптштурмфюрер СС Фукс, продолжала активно действовать. Антифашисты чувствовали под ногами твердую почву и могли рассчитывать на массу помощников. Их листовки и воззвания с невероятной быстротой появлялись в самых различных населенных пунктах, находящихся довольно далеко друг от друга. Тексты воззваний, предназначенные для немцев, были подписаны Национальным комитетом «Свободная Германия».

Все попытки гитлеровских властей схватить отважную пятерку не увенчались успехом, несмотря на то что за ними охотились усиленные наряды гестаповцев и полицейских, провокаторов и шпиков, а гауптштурмфюрер Фукс прибег к своим надежным методам. Правда, он во что бы то ни стало хотел захватить всех антифашистов группы только живыми. Именно по этой причине была отменена облава и районе восточнее вокзала, чем коммунисты и воспользовались. Они ушли в такие места, где их уже нельзя было схватить.

Из телеграммы унтерштурмфюрера Винка, которую он отправил своему вышестоящему начальнику, явствовало, что немецкие парашютисты из НКСГ установили тесную связь с подпольной группой польских патриотов из Армии Крайовой, руководимой поляком по имени Тадеуш, который разыскивается властями еще с 1939 года. В настоящее время деятельность этой группы распространилась на военный завод и другие промышленные предприятия города. В этой связи Винк докладывал о том, что с каждым днем все большее количество немцев вступает в контакты с польскими патриотами, вместе с которыми они часто обсуждают вопрос о скором поражении Германии. По мнению Винка, все это следует рассматривать как результат пропагандистской работы, направляемой из Москвы.

В конце сентября гитлеровцы сделали небольшую паузу в преследовании группы немецких патриотов, чтобы дать ей возможность объединиться, а уж затем схватить ее в полном составе. Одновременно с этим гитлеровское командование решило в кратчайший срок покончить с группами Сопротивления в городе и его окрестностях, чтобы изолировать их от населения.

А пока власти жадно собирали всю информацию, имеющую отношение к деятельности группы немецких антифашистов. При этом был задействован широкий круг официальных лиц, так или иначе заинтересованных в поддержке гитлеровского режима.

Гитлеровский план борьбы с участниками подполья предусматривал проведение массовых арестов с немедленными допросами. Сам Винк этим не занимался, поскольку это не входило в сферу его обязанностей. Винка главным образом интересовало настроение местного населения, поэтому он охотно строчил многочисленные донесения, сообщая о недовольствах населения снабжением продовольственными товарами и табачными изделиями, а также о банкротстве мелких лавочников и владельцев небольших предприятий.

По сравнению с Винком крайспостенфюрер жандармерии Ритц был сгустком кипучей энергии и твердости. Однако в округе имелся и еще один человек, которого смело можно было считать непревзойденным экспертом по выявлению врагов рейха, с которыми он умел обращаться. Это был руководитель карательного отряда из соседнего округа, и звали его зондерфюрером Христиансеном. Вышестоящие власти, находившиеся в Катовице, поручали ему проведение всех самых важных арестов, а «вылавливать мелкую рыбешку» приходилось криминал-комиссару Байеру.

Гитлеровские власти до мельчайших подробностей продумали методы борьбы со сторонниками Сопротивления, однако, сколько они ни старались, им так и не удалось проникнуть в их замыслы. Люди, имевшие какое-то отношение к патриотам, либо ничего не помнили, либо не хотели вспоминать, а лишь иногда передавали кое-какие слухи. Да, действительно, немецких парашютистов как-то видели в окрестностях, вместе с ними были и русские с автоматами, но куда скрылись те и другие, никто не знал. Что же касалось Тадеуша, то о нем говорил весь город, однако никто не мог сказать, где именно он находится.

Если фашистам и удалось что-то узнать, то этим они были обязаны случаю, а не своей хитрости или прилежности.

В один из последних дней сентября Герберта Ойлера, начальника какого-то эсэсовского института, посетил его семидесятилетний отец, в далеком прошлом лесничий и страстный охотник. В свободное от работы время, а точнее, когда он не занимался умерщвлением людей, Герберт и сам был не прочь поохотиться. Поэтому он с радостью повез своего престарелого папашу в контролируемое им лесничество. Старику это место понравилось, и он решил остаться там на несколько дней, чтобы понаблюдать за дичью. Однажды ночью неугомонный старик уловил своим чутким носом запах дыма и действительно увидел костер, который горел в низине, освещая своим красноватым светом фигуры сидящих людей. Была среди незнакомых и одна молодая женщина с распущенными черными волосами и темными глазами. Мужчины тихо разговаривали между собой на непонятном для старика языке. Заметив, что все они вооружены, старик незаметно удалился восвояси.

Выследив косулю, старик залюбовался редким экземпляром и забыл и о костре и о незнакомцах. Вспомнил он о них лишь через двенадцать часов, когда сидел за ужином. Он спросил сына, которого считал влиятельной и все знающей особой, знает ли он, что за люди это были и чем они там занимались. Старик очень удивился, когда сын, упрекнув его за столь долгое молчание, вскочил из-за стола и побежал кому-то звонить по телефону.

В столовой кроме детей эсэсовца находилась пятнадцатилетняя польская девочка-служанка, которая, как обычно, кормила его четверых маленьких детей. За столом ей не раз приходилось слышать о предстоящих арестах и об опытах, которым должны были подвергаться арестованные в так называемом институте ее хозяина. Мать этой девочки была связной Армии Крайовой и каждый раз внимательно расспрашивала дочку о том, что опа слышала в доме эсэсовца. Правда, в тот вечер девочка не услышала ни одной фамилии и не знала, кем были те двенадцать мужчин и одна женщина. Ее удивило, что Ойлер громко кричал в трубку, ругая военных, которые никогда ничего не могут сделать как следует.