Радиосигналы с Варты

22
18
20
22
24
26
28
30

— Зачем им это нужно? — Эрнст отказывался от каких бы то ни было встреч, так как Центр торопил их поскорее принять самолет с Большой земли, а работы оставалось еще много.

— Местные немецкие жители хотят знать, что с ними будет после окончания войны. Наших же интересует, где будет проходить государственная граница и правда ли говорят, что вся Силезия и Померания отойдут после войны к Польше. Вопросов задают уйму. В основном все они рабочие, из наших мест и из округи. Посмотрите, не выкроите ли вы немного времени, ну, скажем, хотя бы для нескольких таких бесед.

— Придется выкроить, — согласился с ним Вилли. — После Тегеранской конференции, на которой главы великих держав среди прочих вопросов обсуждали и вопрос о западных границах послевоенной Польши, мы можем дать твоим землякам ясный ответ. Более того, мы должны объяснить им, что в Тегеране Сталин сорвал план раздела Польши, который вынашивали западные державы. Меня лично, Эдвард, удивляет то, что твои друзья быстро отозвались на появление призывов Национального комитета «Свободная Германия», но, как я полагаю, им пора бы и кое-что сделать.

— Вам самим нужно познакомиться с ними, — настаивал на своем Эдвард. — Удивляться нечему: ведь вы уже несколько недель находитесь на территории военных действий, ведете пропагандистскую деятельность, объявляете гитлеровцам войну. Люди не знают, где вы точно находитесь, но они верят в то, что вы здесь, среди них.

Однажды утром мельник собственной персоной появился в подвале у патриотов. До сих пор он ни разу этого не делал, а всегда приглашал их к общему столу. Сначала он пожурил друзей за то, что они, устроив себе убежище в сарае на полу, сильно потрепали снопы, взятые у мельника, и не обратили внимания на то, что колосья в них основательно осыпались.

— До вас фашисты отобрали у меня много добра, а теперь вы кормите моим зерном воробьев и полевых мышей. Если вы ничего не понимаете в сельском хозяйстве, то хотя бы спросили меня. А ты, Юлиан, о чем думал? Любой осел понимает, как сейчас дорого зерно.

Таким рассерженным патриоты мельника видели впервые. Эрнст попросил у него извинения. Но оказалось, что мельник зашел к ним вовсе не для того, чтобы отчитать их за упущение. Он сел к столу и, медленно разжав ладонь, проговорил:

— Вот, посмотрите-ка, что я нашел вчера у себя в углу, это потерял у меня один из нацистов, что напился вдрызг. Быть может, эта штука вам пригодится.

На широкой ладони мельника лежал золотой значок члена нацистской партии. Награжденные такими значками относились к самым верным приверженцам фюрера. Мельник рассказал, что прошлым вечером он угощал у себя дома одного из постоянных гостей — судью из Люблинца. Фамилию его мельник не запомнил, но знает, что судью всегда называют «господином доктором».

Опорожнив вторую бутылку, доктор распустил язык и начал говорить о том, что, мол, Гитлер преступник, что войну он давно проиграл, что всех его сторонников повесят, и так далее. Мельник из-за осторожности ему даже не поддакивал, боясь попасть в неприятное положение. Затем судья рассказал, что у него уже имеется список, составленный им лично, в который занесены около шестидесяти нацистов, и он сам передаст этот список командованию Советской Армии, как только их части войдут в город. А перед уходом он сорвал с себя этот значок и забросил его в угол.

— Господин доктор скоро снова появится у меня, — заметил мельник перед уходом, — как захочет горло промочить, так и придет, а долго он не выдержит.

Патриоты после ухода мельника обсудили этот случай.

— Фашистский судья срывает с себя золотой партийный значок — это редкий случай, — высказал свое мнение Вилли. — Каждый нацист действует по специальному заданию. Думаю, что он просто решил как следует прощупать мельника.

— А если он один из тех, кого мучает собственная совесть? — спросил Эрнст, разглядывая золотой значок со свастикой. — И среди них могут найтись такие. Возможно, что он просто испугался ответственности и вот теперь пытается хоть как-то отвертеться от наказания. У мельника в доме такие типы разговаривают свободнее, чем в кругу себе подобных, так как находятся, можно сказать, на нейтральной земле. А не можем ли мы в какой-либо степени использовать этого доктора?

— Один из нас должен взглянуть на него с более близкого расстояния, — предложил Фриц. — Встретиться с ним, но своих карт не раскрывать.

Однако Вилли это предложение не понравилось.

— Такую глупость можете делать, только без меня! — воскликнул он и замахал руками, словно защищаясь от чего-то. — Я, например, в лапы к палачу добровольно ни за что не пойду! Возможно, что судья таким образом проверяет не одного мельника. Неужели вы думаете, что гестапо и полиция забыли о нас? Я, например, твердо уверен, что фашисты решили прибегнуть к другой тактике. Мне кажется, что это признание пьяного судьи не что иное, как ловушка, в которую они собираются нас поймать.

Приход Эдварда прервал спор. Мельник прислал сына за значком. Горничная судьи, которую он прислал к мельнику, сказала, что без значка господин доктор не может появиться в суде. На этом инцидент со значком был исчерпан.

Вечером 11 октября Фриц передал в Центр радиограмму следующего содержания:

«Площадка найдена, приготовления закончены. Ожидаем гостей, сообщите время прибытия».