Венгерская вода

Оказалось, он был единственным, кто не растерялся в данной ситуации. Едва увидев, как стража уводит Мисаила, парень немедленно устремился вслед за ними. Чтобы двигаться бесшумно, бывалый горный охотник снял обувь. Да ещё предусмотрительно прихватил мешок с едой, на случай, если путешествие окажется долгим. Так и следовал за стражей, таясь во тьме.

Ночь тихая, разговор слышно за сотню шагов, поэтому Баркук сразу разобрал, что некоторые нукеры говорят на его родном языке.

Двор, в который привели Мисаила, как потом выяснилось был местопребыванием здешнего эмира по имени Хаджи-Черкес. Окна были закрыты ставнями, но сквозь них изнутри пробивался свет. Кто-то дожидался прихода Мисаила. Ворота не заперли и можно было видеть, что творится во дворе.

Вскоре свет в доме погас, началась недолгая суета, после чего все всадники уехали, оставив одного скучающего караульного. Вот тут в голове у Баркука и созрел замысел. Он подошёл к караульному и заявил, что принёс еду своему задержанному хозяину. Сказал на своём родном языке и не ошибся. Караульный оказался земляком. Сначала он посмеялся над тем какой преданный слуга у задержанного, велев приходить, когда рассветёт и прибудет начальство. Потом, как водится, разговорились про родные края. Общих знакомых не нашлось, но стражник не раз слыхал про родное село Баркука. Сам он уже лет десять не бывал в родных краях. Ещё до чумы подался на службу к Хаджи-Черкесу и вот теперь оказался вместе с ним в Тане. Сам эмир тоже с Кавказа, франки называют его Зикх-бей. Поэтому в свои отряды он набирает по большей части земляков. Сейчас к нему сильно благоволит сам хан Джанибек, который хочет поумерить пыл своих монгольских эмиров, в войске которых служат кипчаки.

В этом месте рассказа мне сразу подумалось, как тесен мир и как похожи все его беды и проблемы. Совсем недавно мне рассказывали о противостоянии кипчакских и черкесских мамлюков в Египте, лежащем за много недель пути отсюда. Истину говорят мудрецы: что вверху, то и внизу.

Между тем Баркук, немного поболтав с земляком, посетовал, что холодная баранина не самое вкусное блюдо и, коль еду господину нельзя передать до утра, лучше и принести ему что-нибудь свежеприготовленное. Тёпленькое. А баранью ногу с лепёшками лучше съесть сейчас. Оказалось, что сослуживцы стражника отправились на ночной объезд застав и вернуться не скоро, так что предложение было принято с восторгом. Кстати оказалось и вино. Разговор сразу пошёл веселее.

Стражники вообще люди осведомлённые. На них обычно не обращают внимание, их не замечают, привыкнув к их присутствию, как к наличию воздуха или неба. Они же всё слышат и всё видят, зачастую примечая даже то, что может быть укрылось от глаз и ушей постороннего непосвящённого наблюдателя.

Оказалось, что Мисаила схватили вовсе не по приказу Ак-ходжи, как сказали на постоялом дворе. «Кто он этот надутый ишак, чьё дело взимать плату с купцов и следить, чтобы не утаивали товар?». Здесь власть и рука хана эмир Хаджи-Черкес. Сейчас его замещает наиб. Он и отдал приказ об аресте. Явился среди ночи. Потом дожидался, пока приведут Мисаила, чтобы побеседовать с ним. Велел держать его под замком и строго-настрого запретил кого либо к нему допускать.

Краем уха стражник слышал, что пленником интересуется эмир Алибек. Его людей наиб запретил в своё отсутствие даже пускать во двор. Сказал, что этим будет заниматься сам Ходжа-Черкес, к которому уже послан гонец. Это было сказано ещё когда стража только отправлялась на постоялый двор за Мисаилом. И про Алибека тоже. Как будто наиб опасался, что его люди могут отбить пленника.

Пронырливый Баркук не мог не спросить, кто такой Алибек и что за дело ему может быть до Мисаила. Оказалось, очень могущественный эмир из знатного и старого монгольского рода. А вот что за дело — неведомо. Алибек всегда вёл дела с франками. Но, по всему видать, дело нешуточное. Стражник слышал, как после беседы с Мисаилом наиб велел срочно привести к нему начальника почты. Это посреди ночи! Значит кому-то нужно срочно отправить очень важное письмо.

XVII. Утро вечера мудренее

Сообразительность и находчивость Баркука меня не только поразила, но и пристыдила. Неграмотный пастух, ничего не видевший и не знавший кроме своих овец на горном лугу, проявил столько ума и решительности, добившись при этом немалого успеха. Его глаза и сейчас горели желанием действовать.

В то же время, знаток коварных ухищрений и злодейских приёмов, воспитанник грозных исмаилитских фидаев Симба, в растерянности сидел на скамье, рядом с человеком, не один год изучавшим науки, несущие мудрость, под руководством величайший учёных подлунного мира и ощущал, наверное, себя таким же олухом, как и я.

— Этот парень далеко пойдёт, — только и сумел он промолвить.

Меня же охватил жгучий стыд. Чему и зачем я учился столько лет, если это знание не даёт никакого преимущества в этой жизни? Нужно было срочно что-то делать, чтобы спасти авторитет науки и славной школы Аль-Азхар хотя бы в собственных глазах. Но в голову ничего не приходило.

Мысль про то, что для действия мне просто недостаточно знания, показалась вполне разумной. Прежде всего, нужно было узнать побольше у нашего хозяина, кто таков этот таинственный эмир Алибек. Кроме того, мне очень пригодится добрый совет такого опытного и умудрённого в запутанных делах человека, как патриарший посланник. Он ведь не впервые в здешних краях.

Хозяина я отыскал скоро. Как и всякий торговый человек, он не привык спать долго и появился во дворе с первым призывом муэдзина. Про Алибека сказал, что тот в здешних краях важный человек, его дед при Узбеке был наместником Крыма, но сейчас его родню потеснили природные чингизиды, принадлежащие к Золотому роду. У них издавна было много дел с купцами Сугдеи, Каффы и Таны. Тану он назвал Азак, на здешний манер. Немного подумав, добавил — сейчас вроде как водит шашни с генуэзцами. Добавил, думаю, не зря. Это имело какое-то значение, мне пока непонятное.

«Ищи противоречия!» — вспомнилось поучение моего учителя философии, верного поклонника диалектики. «Именно они, является источником перемен и путём обретения истины». Помощник эмира не велел допускать людей Алибека к Мисаилу.

— А Хаджи-Черкес тоже водит шашни с генуэзцами?

— Эмир человек военный и мало интересуется торговыми делами. Поэтому его сюда и поставили. Чтобы не держал ничью сторону.