Венгерская вода

22
18
20
22
24
26
28
30

Один из греков щедрой рукой налил полный стакан драгоценного кипрского и протянул хозяину:

— Выпьем за доброе старое время!

Мне стало интересно. Эти люди ничего не делали просто так. Чего ему надо?

— Ничего не слышно, когда франки вернутся в Тану?

Вон оно что. Постоялый двор такое место, куда слетаются сплетни со всей степи. Нужно только развязать язык хозяину. Да и то сказать, сами же греки говорили, что других ворот в Орду, кроме Таны нет.

— Лет восемь назад вроде всё стало налаживаться. Даже консул венецианский приехал. На моём дворе и жил, не в караван-сарай же ему заселяться. Уже и грамоту от хана получили. А тут чума!

Хозяин с досады стукнул по лавке:

— Потом, только первые купцы стали прибывать, так эта беда с уртакчи, которых на генуэзском корабле пограбили. У них ведь не только свой товар был. Все, кто большими деньгами здесь ворочает, всегда в доле с эмирами, а то и с самим ханом. Без хорошего покровителя в наших краях заморскую торговлю не потянуть. Потому хан сразу так рьяно и вступился за этих купцов. Приказал хватать всех венецианцев с их товарами.

— Значит в последнее время никакие послы к хану не проезжали?

— Рано ещё, навигация только началась. Может немного погодя кто прибудет.

Похоже хозяин уже догадался, чего его расспрашивают и стал держать ухо востро. Тоже не лыком шит.

После бани и сытного обеда меня разморило. Я вспомнил про свою комнату, где меня впервые за два месяца ожидала удобная постель на широкой лежанке, где не будет качать, а над головой не будут топать матросы. Тем более, что почивать мне там предстояло в тишине и одиночестве. Пока мы блаженствовали в бане, Симба перебрался в летний амбар во дворе. Там было проще не мозолить глаза, да и спать вольготнее. Вместо жёстких лежанок солома, застеленная волоком. Прохлада и свежесть.

Вторая комната, снятая мной, теперь освободилась и туда перебрался Мисаил. Баркук уже побывал на кухне где набрал для себя и Симбы провизии. Он оказался юношей очень смышлёным и расторопным. На посылках неизменно летел бегом, старательно таскал все наши мешки и сумки, почти совсем разгрузив Симбу. Африканцу он явно пришёлся по душе. Хотя оба они очень плохо говорили по-гречески. Симба, правда, немного знал кипчакский — годы пребывания в школе, где обучались будущие мамлюки, не прошло даром.

За обедом меня напоили мёдом. Узнав, что я мусульманин, хозяин сразу предложил мне его вместо вина. Заверив, что мои местные единоверцы, относят его к дозволенному. Уже потом я узнал, что он немного покривил душой — насчёт дозволенности медового напитка у здешних мусульман существуют немалые разногласия. Разрешить которые не удаётся по причине того, что питьё это приготовляют по разным рецептам. В зависимости от чего он бывает хмельным или нет.

Крепкий сон этот напиток обеспечивал в любом случае. Размякший в бане, объевшийся и напившийся дремотным мёдом я заснул, едва растянулся в своей комнате на целой охапке мягчайших войлоков. Клянусь, по качеству выделки они не уступали лучшим верблюжьим коврам моего родного Каира.

Спал я так крепко, что даже не услышал шума снаружи. Меня разбудил Симба. Известным только ему способом, он отодвинул запор, которым моя дверь была закрыта изнутри и потряс меня за плечо:

— Мисаила забрали! — понизив голос, сказал он, едва я открыл глаза, слипшиеся от глубокого сна.

Симбу я узнал по голосу. В комнате и проходе за его спиной был плотный мрак.

От неожиданности я оцепенел. Единственное, что до меня дошло, это то, что на нас напали. Симба пояснил, что во двор пришло несколько человек, потом он видел, как они вывели Мисаила и забрали с собой. За воротами их ждало несколько всадников.

— Они говорили о чём-то с хозяином. Он им светил фонарём.