Венгерская вода

На пристани мы узнали, что здешний эмир отлучился из города, так что придётся подождать несколько дней. Патриаршие посланники восприняли эту весть с радостью. Дальнейший путь лежал по реке, а их уже утомил непритязательный корабельный быт. Тем более, что теперь предстояло плыть на совсем маленьких судёнышках, напоминавших скорее большие лодки. Лучше, конечно, чем верхом, но о прежних удобных каютах и просторной палубе теперь придётся вспоминать, как об утерянном блаженстве.

Моё дело о судьбе Омара тоже предназначалось для подачи отлучившемуся эмиру.

Спутники мои были в Тане не в первый раз. Они наотрез отказались от предложения смотрителя пристани дать им провожатого до постоялого двора, лишь уведомили, где остановятся. Совсем недалеко от пристани. Хотя, после Константинополя, где чужому человеку легко заблудиться, понятия далеко и близко здесь оказывались весьма условными. Постоялый двор располагался всего в нескольких сотнях шагов от пристани. Оказалось это была уже окраина. За ним виднелся пустырь, служивший выпасом.

К моему удивлению, ромеи выбрали двор, не принадлежащий их соотечественнику. У ворот нас встретил человек в кипчакском колпаке. Он радостно приветствовал нас, как старых знакомых, настороженно покосившись на Симбу. Ещё на корабле тот облачился в свою привычную чалму с платком, плотно заматывавшим лицо. Одеяние, служившее для защиты от летящего песка в пустыне, оставляло лишь узкую прореху для глаз и полностью скрывало черную кожу моего слуги. Мы здраво решили, что не стоит привлекать к себе излишнее внимание. Хотя это вряд ли удалось. Прятать лицо здесь было не принято. Даже у женщин.

Однако Тана не зря слыла перекрёстком земных путей. К странным гостям здесь, похоже, привыкли. Меня даже не удивило, что хозяин постоялого двора заговорил по-гречески.

Уже когда мы разместились по комнатам, греки объяснили причину, по которой отказались от провожатого. Будучи посланцами патриарха, мы могли даром поселиться в караван-сарае, да ещё и кормиться там за счёт хана. Нередко содержание важных путников вменяли в повинность и обязанность хозяевам постоялых дворов. Однако цены здесь таковы, что подобой экономией вполне можно пренебречь. Зато кормёжка будет лучше, не говоря об удобстве жилья.

Комнаты показались мне тесноватыми. Оказалось это влияние суровых зим. Здесь бывает очень холодно, а топлива в степях мало и оно дорогое. Сейчас можно ночевать в летних амбарах без печей, где тоже устроены пышные постели из соломы, но мы об этом узнали, лишь когда уже поселились в доме.

Мы с Мисаилом сразу решили завоевать расположение хозяина, поэтому не скупились. Кто мог лучше рассказать нам о здешних делах и порядках? Я, не торгуясь, выдал ему плату за комнаты на неделю вперёд, добавив, что хочу угостить своих спутников хорошим обедом, в ознаменование окончания морского плавания. Тот понимающе кивнул и явно повеселел. После чего я попросил ромеев высказать пожелания насчёт кушанья.

— О-о! Симпозиум! — обрадовались те. Немедленно предложив отправиться в баню.

За несколько недель пути я совсем позабыл об этом благе, довольствуясь скудными омовениями в стеснённых условиях корабельного быта. Даже в Константинополе меня отговорили от посещения бани. Пугали, что, славные в прежнее время, римские термы давно пришли в упадок и запустение, а нынешние заведения оставляют желать лучшего. Жители города моются дома, а общественные бани часто служат скорее гнёздами порока. Храмами чистоты их тоже назвать нельзя.

В Тане, по уверению греков, есть прекрасная баня, в которой кроме свежей речной воды, нет недостатка ни в мыле, ни в ароматных травах, ни в разных притираниях и освежающих напитках. При этих словах моё тело, истосковавшееся за долгий путь по горячей воде, сразу стало чесаться.

— У Саф ад-Дина сегодня как раз мужской день, — поддержал наше намерение хозяин постоялого двора, — Это совсем недалеко.

Можно было не уточнять. Хотя я вскоре убедился, что слово «далеко» тоже в ходу у жителей Таны. Они совершенно серьёзно говорили так, если нужно было идти более трёх сотен шагов. У каждого своя мера. Каково было слушать это «далеко» караванщикам или жителям степей, где «недалеко» часто означало несколько дней пути?

Ещё меня сразу подкупило имя банщика. Судя по всему, он был мусульманином, а мои единоверцы всегда следуют строим предписаниям о чистоте.

Симба остался сторожить вещи. Мне показалось, что он твёрдо решил скрывать свою внешность. Может вспомнил слова осторожного Саввы про то, как легко проследить путь двух странников с чернокожим слугой? Опасения не лишённое смысла, когда ты оказываешься в краю, где его совершенно не с кем перепутать. Вот только маленькая Тана вовсе не представлялась мне местом, где кому либо можно спрятаться.

Здесь всё дышало простором и пахло степными травами. За рекой простиралась даль, подобная морю, а разговор было слышно на другой стороне улицы.

Баня тоже оказалась выше всяких похвал. Просторная, чистая, с высокими потолками. Настоящий хамам. Прекрасное мыло сделало бы честь лучшим каирским мыловарам, а вода была мягкой, как шёлк. В воздухе витал аромат каких-то местных трав. Стоило лишь заикнуться, как явился костоправ, умело размявший мои разомлевшие от пара суставы. Если эта услада души и тела произвела такое действия на меня, завсегдатая сказочных каирских хамамов, то можно себе представить, как всё это поразило Баркука. Наверное этот бывший обитатель суровых горных селений вообразил, что оказался в преддверии рая.

Мисаил, разговорившийся с хозяином, узнал, что тот, хоть и кипчак, приехал сюда много лет назад с отцом из далёкого Хорезма. Ещё при прежнем хане. Тогда многие перебирались сюда из тех краёв. Купцы, ремесленники, дервиши. Отец был банщиком в Ургенче. Здесь построил хамам по тамошнему подобию. Дело пошло. Раньше каждое лето приходило много караванов из Хорезма и Мавераннахра — от посетителей отбоя не было. Гости из Сарая или Булгара тоже знали толк в банных удовольствиях. Потом здешние кипчаки стали захаживать. Теперь уже они основные посетители.

— В былые годы франки тоже все сюда ходили, — косясь на одежду Мисаила, поведал хозяин, — Как раз за моей баней жили. Где пустырь сейчас. Там был венецианский квартал.

Я с удовлетворением отметил, что уроки во время пути дали свои плоды — стал немного понимать кипчакскую речь. Однако говорить здесь можно было на греческом. Бывалый хозяин отлично знал и его.