У меня его не было, вся моя надежда проникнуть к Артифексову строилась на моем румынском паспорте, титуле барона и отлично сшитом костюме. Я только что хотел по-французски заговорить с толстомордым юнцом, как дверь открылась и я увидел Артифексова. Он был в генерал-лейтенантских погонах, спокойный, упитанный, равнодушный. Увидя меня, он чуть задержался.
— Вы ко мне? Если по делам устройства или вспомоществования, я ничем не могу…
Я жестом остановил его.
— Милейший генерал, по-видимому, вы не узнаете меня. Мне абсолютно не нужны ни помощь, ни содействие и вообще никакие благодеяния ни с чьей стороны. Вспомните Севастополь и наши встречи, на приемах иностранной делегации.
Артифексов внимательно всмотрелся, только теперь узнавая меня.
— Простите, я не узнал вас. Это и не мудрено в столь тяжелые и мучительные дни эвакуации. Чем могу служить, Евгений Александрович?
— Я иностранец, румынский барон Думитреску, человек обеспеченный, и мой приход к вам вызван только большим уважением и сочувствием к постигшему всех нас горю. Свидетельствуя вам свое почтение, я хочу внести через вас двести — триста долларов в фонд помощи гражданским беженцам Крыма. А также, пока я буду в Константинополе, хочу вносить время от времени таковую же сумму в помощь несчастным русским обездоленным людям.
При этих словах юнкер-часовой подтянулся и с глупым восторгом посмотрел на меня.
— Простите… простите, Евгений Александрович, — вдруг подобрел и оживился Артифексов. — Отовсюду мы только и слышим проклятья, вопли, крики о помощи, ругань, жалобы, недовольство… И вдруг такой жест, такой благородный поступок… Войдите, пожалуйста, — делая знак юнкеру пропустить меня, продолжал он.
Я вошел в первую комнату, за нею виднелась вторая с полураскрытой дверью.
— Я, знаете… — замялся Артифексов.
— Барон Эжен Думитреску, — подсказал я.
Он широко и ласково улыбнулся.
— Я, добрейший барон, частично живу на яхте его высокопревосходительства «Лукулле», но большую часть времени провожу здесь! Итак, чем могу служить?
Пока он вел изысканный разговор, я быстро оглядел комнату. Стол, кожаный диван, на окне цветы в горшках, на полу светлый ковер. У дверей, влево от входа, несгораемый ящик, небольшой, черный, на низеньких чугунных лапах, с широкой медной обшивкой по углам.
Мы, «медвежатники», эту медную кайму называем «галунами».
Артифексов заметил, что я разглядываю комнату, но объяснил это по-своему.
— Здесь восемь комнат… Все это правое крыло занимал чиновник царского правительства Евдокимов. Сейчас он с семьей перебрался в пристройку, а я и генерал Кутепов временно, живем здесь. Так вы, барон, когда и кому намереваетесь вручить ваш щедрый дар? — осторожно вернулся к первоначальной теме Артифексов.
— Двести сейчас, остальные сто долларов, если разрешите, завтра или послезавтра, — сказал я, подготавливая свои дальнейшие действия.
— Очень хорошо… — живо ответил генерал. Этой живости ему так не хватало в Крыму.