— Куда идете? Кто такие? Пропуск? — напирая грудью на нас, закричал худой, с небритыми щеками офицер.
— Je vous prie, monsieur colonel, de nous laisser passez au bateau. Voisi nos permis. Je suis le baron Dumitrescou, voici ma epouse, la baronesse. Voila nos documents[7].
Офицер переступил с ноги на ногу. По-видимому, он не понял ничего, кроме слов «лессе пассе» и «барон». Он еще раз оглядел нас, осмотрел со всех сторон пропуск, подписи, печати, штамп и, махнув рукой, сказал:
— Идите… Дальше разберут. — И еще громче заорал на кого-то: — Куда прешь? Осади назад, босявка…
Мы прошли первую цепь марковцев.
— Иностранцы в первую очередь, подлецы, драпают… Ишь рожи какие наели! И чемоданы и своих шлюх забирают… — слышались возгласы.
— Господа, вы офицеры и ведите себя прилично, — оборвал их командир роты. — Приказ главнокомандующего: «В первую очередь дипломатические агенты, иностранцы и делегации дружественных нам стран Европы. А эти господа как раз из этой делегации. — И, обращаясь к нам, вежливо сказал по-французски: — Je vous prie[8].
Вторая шеренга была из моряков. Эти молча пропустили нас, как только их лейтенант, рассмотрев пропуск и паспорта, четко козырнул нам.
Дальше стояли французские моряки, полупьяные, разбитные, все одинаково озорные и наглые молодцы. Они встретили нас смехом и остротами. Их офицеры мало чем отличались от матросов, разве только тем, что вместо острот они перемигивались между собой и долго, очень долго, не пропускали нас, делая вид, что изучают пропуск и паспорта. Красивая баронесса Думитреску явно понравилась им, и они охотно пропустили бы ее одну на корабль, оставив меня «за бортом». Наконец, излив свое восхищение «прекрасной мадам», они проводили ее до последней, четвертой цепи англичан, не обращая на меня никакого внимания. Я покорно тащил оба чемодана, в душе посмеиваясь над пошловатыми излияниями любезных галльских моряков.
Англичане спокойно и внимательно осмотрели нас. Проверили документы и без слов пропустили на трап.
Пароход «Вещий Олег» был уже наполовину заполнен иностранцами, богатыми дельцами с их семьями, растерянными, поникшими подагрическими стариками в генеральских отворотах, девицами в голубых и коричневых пелеринках.
— Каюта четвертая. Извините, барон, хотя она трехместная, но в ней будет размещено семь-восемь человек, — сказал сухопарый морской лейтенант. — Прошу вас с супругой за мной.
И мы, наталкиваясь на тюки, чемоданы, свернутые ковры, наступая на чьи-то ноги, прошли к каютам. Пароход и здесь был переполнен, но проходы все же были сравнительно свободны.
— Вот ваша каюта! — отмечая карандашом у себя в книжке, показал лейтенант.
В каюте уже было четверо людей: греческий священник, две
насмерть перепуганные пожилые турчанки, усатый француз с саквояжем в руке.
Мы поздоровались, и я кое-как усадил возле потеснившихся турчанок Анну Александровну. Чемоданы, положенные один на другой, заменили мне и кресло и лежанку.
А за окном каюты грохотали лебедки, неслись вопли и крики людей, резко завывали сирены.
— Не знаете ли, месье, когда выйдем в море? — спросил француз.
— Не знаю. Хорошо бы поскорей, — ответил я, и тогда все заговорили хором. И грек и турчанки свободно владели французским.
ebooksa