– Фридрих здесь ни при чем. Это моя идея.
– Ваша идея? – хмыкнул Альбрехт. – И ваша работа?
– Да.
– Да вы талант, Дисмас. Мы и понятия не имели, что у вас такой дар живописца. И почему же вы решили украсить свой шедевр подписью мастера Кранаха? Я сгораю от любопытства.
– Мне кажется, я понял, в чем дело. Это пентименто.
– Пентименто?
– Да, – продолжал Дисмас, – именно так. Я теперь вспомнил. Холст хранился у меня много лет. Когда-то я нарисовал на нем эмблему Кранаха. Темперой. А потом забыл об этом. Видите ли, со временем темпера выцветает. Особенно на льне. И рисунок… исчез. И когда я взялся за изготовление плащаницы, то не вспомнил о нем. Очень неосмотрительно с моей стороны, – с нервным смешком добавил он. – Вы совершенно правы, ваше высокопреосвященство. Я не слишком сообразителен. И теперь уповаю на ваше милосердие.
– Милосердие? Значит, вы ожидаете милосердия?
– Это добродетель, завещанная нам Господом.
– Не смейте говорить нам о Господе! Вы осквернили Его светлый образ! – Альбрехт гневно указал на плащаницу.
– При всем уважении должен отметить, что ваше высокопреосвященство были не столь взыскательны к лодке святого Петра…
– Стража!
Дисмаса увели.
14. Кардинальские прегрешения
– Письмо для курфюрста, мастер Спалатин. Из Майнца. От кардинала.
Спалатин с неохотой принял из рук помощника письмо: наверняка это очередная ламентация Альбрехта о Лютере. Сколько их уже было, от просительных до кипящих возмущением по поводу отказа Фридриха выдать Лютера.
Он потянулся за ножом – срезать печать. Скорее всего, в письме одни лишь укоризненные упреки и горькие сетования на то, что Фридрих не явился на церемонию возведения Альбрехта в кардинальский сан. Что не имело ни малейшего отношения к Лютеру. Фридриху просто нездоровилось.
Спалатин начал читать.
О боже.
Он заторопился в покои Фридриха. Вручил послание курфюрсту. Фридрих принялся за чтение, хмуря лоб.