— Ти опять?! Опять издеваешься? Ти цепной собака, ищейка, мать-перемать! — Он прохрипел, будто выплюнул, длинное, грязное ругательство.
Никита усмехнулся.
— Не горячись, Аннаниязов, — тихо сказал он, — знакомые слова говоришь, где-то я их недавно читал.
— Больше в погранзоне не будешь, — сказал Бабакулиев и встал между Никитой и шофером, — я тебе обещал. Даже если ты честный человек.
— Да! — закричал Аннаниязов и так рванул рубаху на груди, что брызнули пуговицы. — Да! Я честный человек! Я рабочий человек! Да! Зачем оскорбляет?! Он! Люди смеются! Издевается! Нарочно!
На губах его выступила пена, толстая темная жила набухла на лбу. Зрелище было жутковатое.
— Успокойтесь, — холодно сказал майор. — Честному человеку принесут извинения. А теперь не мешайте.
Машина была уже разгружена. Гиви Баркая и Ваня Федотов, подававшие ящики с кузова, спрыгнули на землю, закурили.
Никита и Михайлов подошли к помеченному ящику, и Никита решительно вскрыл его.
В ящике лежал урюк. Обычный, плотно спрессованный, нежно-оранжевого цвета, полупрозрачный отборный урюк.
Никита выпрямился, растерянно огляделся.
«Неужели ошибся? — мелькнуло в голове. — Каким идиотом я выгляжу! Неужели же все мои подозрения бред, воспаленная фантазия?! А записка?! Черт! Ничего не понимаю!»
Майор Михайлов неторопливо снял верхний слой — ничего! Подцепив ножом, снял слипшуюся пластину второго слоя — тот же урюк. Обычный урюк.
С пунцовым лицом, прикусив нижнюю губу, Никита растерянно глядел в ящик. Он боялся оглянуться. Боялся встретиться с насмешливыми взглядами Васи Чубатого, Авеза Бабакулиева, с торжествующим — Аннаниязова.
Он вглядывался в открытый ящик и вдруг почувствовал: что-то неладно. Он еще не понял, в чем дело, медленно присел на корточки, и тут до него дошло — следующий слой урюка был не такого цвета, как два предыдущих, он был чуточку темнее.
Еще не веря своей догадке, осторожно, будто боясь спугнуть удачу, Никита выковырял из пласта одну урючину, развернул ее нежные липкие створки, и в руках у него оказался бурый комочек размером с горошину. Никита понюхал, но и без этого все было ясно. В руках он держал терьяк.
Пресловутый терьяк, опиум-сырец, медленную смерть.
Весь остальной урюк был начинен такими же, похожими на сгустки засохшей крови комками.
Вася Чубатый и Бабакулиев склонились над ящиком.
И в это время раздался крик.