— Ректор объяснит тебе это лучше меня.
С этими словами он остановился у широких дверей, в косяк которых упирались стеклянные стены, — остановился так резко, что я едва на него не налетела.
Пилот протянул руку и несколько раз, следуя замысловатому ритму, стукнул по резной створке. Та медленно отворилась, и нас окатило золотистым светом, теплом, ароматом сухих трав — будто из грозовой тучи мы попали в душистый солнечный осенний сад…
Не выпуская моей руки, Ингвар бестрепетно шагнул внутрь.
— Отец! Прошу тебя… Пропусти Киру в созданное ею стекло.
Отец? Вот это да! Так ректор Муравейника — отец Ингвара?
Это было последним, о чём я подумала. А потом — меня окатило липким, горячим страхом. Уйти в созданное мной стекло — значит, попасть в Чёрный Мир! Мне, ненавидящей тьму, боящейся темноты…
Кажется, это становится дурной привычкой — падать в обморок.
В себя я пришла в мягком кресле у маленького камина. Рядом, вцепившись в подлокотник, стоял Ингвар, напротив сидел сам мастер Орей. На его коленях подрагивало знакомое чёрное стекло, которое он гладил тёмной морщинистой ладонью.
— Откуда оно у вас? — вырвалось у меня прежде, чем я успела поздороваться.
— Здравствуй, Кира, — ровно и мрачно поприветствовал меня ректор. — Как самочувствие?
— Так себе, — честно и слегка хрипло ответила я.
До сих пор кружилась голова, и к тому же я чувствовала себя очень усталой: видимо, сказались бег до башни, сутки без сна да и все прежние приключения предыдущих дней.
— Ингвар, — взглядом указывая на что-то за моей спиной, окликнул сына мастер Орей. Тот кивнул и быстро пересёк комнату, а потом вернулся и протянул мне картонную коробку, похожую на те, в каких хранят подарочные конфеты.
Ректор велел:
— Возьми. А лучше — две, прибереги одну про запас.
— Что это? — Я пыталась рассмотреть содержимое, но, как ни старалась, ничего не разглядела: внутри было темно, будто коробочка была зачарована от внешнего света.
— Высыпь на ладонь, — посоветовал Ингвар. Я наклонила коробочку и вытряхнула две… драже! Цветных драже, какие в детстве постоянно выпрашивала у мамы!
— Это шутка?.. — растерянно пробормотала я, поднося их поближе к глазам.
— Это стимулятор. Когда войдёшь в Чёрный Мир, зевать будет некогда, — ответил Орей, не глядя, впрочем, на меня, а водя ладонью над стеклом. Мне в глаза снова бросились его руки: узкие кисти, сморщенные и тёмные, как будто вырезанные из дерева.