Хозяйка выходит в сени. Мы невольно переглядываемся.
— Понял, комиссар? — взволнованно шепчет Рева. — Партизанский приемник работает, не иначе…
Учительница сидит на лежанке. Она делает вид, что ей безразличен наш разговор, что она увлечена книгой, но время от времени вскидывает ресницы и быстро оглядывает нас.
— Куда путь держите, гражданочка? — спрашивает учительницу Рева.
— В Хутор Михайловский.
— Там у вас тоже знакомые? — вмешивается Пашкевич.
— Нет, дела, — уклончиво отвечает она.
— Какие дела, если не секрет?
— Разные.
Таня, сидевшая у порога, начинает раздеваться.
Она все еще не успокоилась: пальцы ее не слушаются, когда она расстегивает пуговицы. Пытается повесить пальто на вешалку, но пальто падает, и из кармана высыпаются какие-то бумажки и фотографии. Она наклоняется поднять их. Чапов предупредительно бросается на помощь.
— Это кто? — спрашивает он, внимательно рассматривая одну из фотографий.
— Брат мой, — застеснявшись, отвечает Таня.
— А ну-ка, побачим, якой брат у Татьяны. — Рева берет карточку, смотрит на нее и, улыбаясь, протягивает мне. — Дивись, комиссар.
На фотографии Никитские ворота в Москве. Высокий юноша стоит у высеченного из камня Тимирязева, закутанного в докторскую мантию. Под фотографией подпись:
«Смотри, Татьянка: даже Климентий Аркадьевич и тот тоскует без тебя. Ждем оба — Тимирязев и твой Иван Смирнов».
— Нияк в толк не возьму, — глядя с хитринкой на Татьяну, говорит Рева, отдавая ей карточку. — Твоя фамилия Кутырко, а родного брата Смирновым кличут?
Таня краснеет и опускает глаза.
— Можно взглянуть? — неожиданно поднимается учительница.
Таня неохотно протягивает фотографию.