Жить не хотелось, от слова вообще, но что-то внутри меня не было согласно с этим. Этот мир был интересным, он был магическим, хоть я пока слабо ощутил это, но вот приключениями меня морской Бог не обидел.
— Эй, юнга! Ты живой там?
— Гасконский волк тебе юнга, пёсья кровь!
Услышав оскорбление от юнца, да ещё и пленника, пират изрядно возбудился. Но у меня ещё с прошлого раза синяки не зажили! Мои глаза сейчас радовали окружающих не фиолетовыми кровоподтеками, а жёлто-зелёными фингалами, отсвечивающими потусторонним блеском черноты от утопления.
— Что ты сказал, отрыжка акулы? Я сейчас швырну тебя за борт, им на потеху.
— Это ты скорее отрыжка акулы, а не я. А за бортом я уже был. Ничего, и там «рыбы» живут. А тебя там ждут, один из тамошних монстров просил меня, чтобы я предупредил тебя!
— Тебя же Жан зовут?
— Нет, Жаком!
— А ну да, я плохо французские имена знаю, — стал я увиливать. — Да, так и сказал: «Жака увидишь, передай, что дни его сочтены и его скоро съедят змееголовые кальмары». Слышал о таких?
— Нет, — слегка испуганным голосом проговорил тот.
— Ну, это не важно, главное, что они о тебе знают. Но я обещал поговорить с ними, чтобы они повременили, пока я с вами. А там, там мне будет всё равно.
— Что за чушь ты мелешь, гачупин!
— Ну, такую же чушь, что сотворила со мной морская стихия. Ты же, наверное, не веришь, что меня вернули обратно таким же, каким я и был?
Моряк озадаченно молчал и вроде даже как-то напрягся, услышав от меня такое. Ну, а что он хотел, чтобы я продолжал терпеть от них оскорбления и поношения, а ради чего? Я уже в третий раз почти что умер, и это за какой-то месяц. «Крыша» у меня крепкая, но на такое количество неприятностей она совсем не рассчитана. Всему есть предел.
Пират так и не нашёлся, что сказать и, вспомнив о полученном приказе, продолжил, как ни в чём не бывало.
— Ладно, отрыжка Старого Роджера, давай пошевеливайся. Тебя ждёт капитан.
— Он не может идти! — это уже вмешался падре в наш разговор. А вообще, я спокойно общался и с англичанами, и французами, и испанцами, быстро схватывая и запоминая новые слова и разговорную речь. То, что этот мир был с магией, добавляло понимания при общении с окружающими, кем бы они ни были.
То, что я не мог понять, мне переводил падре, и наоборот. Ну, а сам Гасконец довольно сносно знал испанский, так что, разговаривая с ним, я обходился без жестикуляции и задумчивых пауз.
— Не может идти сам, понесём, — тут же ответил пират, — не сможет — поможем, не хочет — заставим, и… Что он хотел сказать дальше, я так никогда и не узнал, пришлось довольствоваться теми изречениями, которые я уже услышал. И я добавил.
— Я не смогу идти! — и пояснил — сил нет!