— Ну, тогда ясно, тогда понесём! — и пират, открыв дверцу деревянной клетки, зашёл внутрь и, подхватив меня за шиворот, понес наверх. Поднимаясь по лестнице из трюма, он вынужденно взвалил меня, давно ничего не евшего, себе на плечо и выволок из трюма на палубу.
Свежий морской воздух и солнечный свет подействовали на меня как слабый наркотик. Голова закружилась, меня поставили было на ноги, но я сразу же упал. Пришлось пирату и дальше нести меня в капитанскую каюту.
Усадив меня на рундук, Жак удалился, оставив один на один с Гасконцем. Тот довольно долго меня разглядывал с несказанным интересом. А потом проговорил.
— Признаться, гачупин, ты меня удивил. В таком тщедушном теле живёт неукротимый дух. Не ожидал я этого от испанца.
Что я мог ответить на это, что я не испанец? И что у меня русская душа. И что бы это изменило? Я чувствовал, что дело уже давно не в том, что я пришелец в чужом теле, а в том, что за плечами этого подростка несколько десятков поколений людей, связанных с морем. Эти люди испокон веков ходили в море, жили там, возвращались и снова уходили в море.
В крови нескольких поколений потомственных мореходов уже плескалась не кровь, а неизвестная мне смесь, основу которой составляла скорее морская сильно йодированная соль, чем эритроциты с лейкоцитами. И чем испанцы хуже французов, голландцев или англичан?
Да ничем! Испания — единственная из них создала империю, а Англия, Республика Соединённых Провинций и Франция до сих пор делили континент, воюя как между собой, так и с другими странами.
Высокоразвитая культура была в Испании, а не в этих странах, и именно выходцы из этих трёх государств составляли подавляющее большинство людей, которые становились пиратами. Разумеется, ничего этого я вслух не сказал. Ни к чему это. Не поймут. Все три страны привыкли умалять чужие достоинства и выпячивать свои, так что говорить об этом было целиком и полностью бесполезно.
— Я хочу есть! — не логично ответил я на слова его удивления моей стойкостью.
— Ты голоден? Тебя не кормили?
— Вы меня вызвали на разговор, но есть я не могу. Мне нужна каша, а не кусок грубой лепёшки, которую принесли ваши люди.
— Ха, может быть, тебе ещё молока налить?
— Я с удовольствием, но мой желудок не в состоянии сейчас переварить кукурузную лепёшку. А вам явно что-то от меня надо, поэтому я и прошу вас. Сначала накормите, а потом спрашивайте, или требуйте, как вам уже будет угодно.
Гасконец помолчал.
— Кто тебя научил так разговаривать, юнец?
— Падре!
— Да, этот может, — согласился со мной Гасконец и добавил, — иногда мне кажется, что я разговариваю не с подростком, а со зрелым юношей. Но ты слабо умеешь пользоваться магией, я бы давно уже это почувствовал, и значит, ты действительно подросток. Любой взрослый на твоём месте уже давно бы смог сбежать с корабля. А ты до сих пор здесь, а ведь у тебя был шанс спастись!
— Это слишком дорого мне будет стоить, — туманно и мрачно ответил я.
Гасконец, резко сощурив глаза, посмотрел мне прямо в лицо, надеясь там что-то увидеть, кроме усталости и безысходности.
— А ты не так прост, либо ты что-то скрываешь. Не хочешь заключать договор со Старым Роджером?