Найдя подходящее место, я взял нож, подаренный мне пиратами, и с его помощью стал копать могилу для падре. Коралловый песок поддавался легко, и я успел выкопать могилу до того, как спустилась ночь. С трудом я донёс падре и, уложив в неглубокую яму, скрестил ему руки на груди. Став перед могилой на колени, сложив ладони лодочкой, я начал молиться заученной благодаря ему молитвой.
Кроме свитка, я снял на память с его груди простой деревянный крест, на который не польстились пираты. Это была память о нём, большая светлая память о человеке, стойко переносящем невзгоды, несмотря ни на что, остававшимся при этом человеком.
Я засыпал могилу падре ярко — белым коралловым песком и оставил небольшой бугорок над поверхностью острова. Смертельно уставший, я добрёл до трёх пальм, растущих небольшой группой совсем недалеко от этого места, и заснул там сидя, прислонившись к одной из них спиной.
Ночь прошла, как одно мгновение. Но разбудило меня не солнце, а беспардонный и очень крупный краб. Этот краб в предутренних сумерках решил попробовать меня на вкус и отщипнул от меня кусочек кожи. Подскочив от неожиданности, я схватился за нож и с размаху рубанул по тому месту, где на меня было совершено наглое нападение.
— Вот же сволочь! — подумал я, глядя, как всё ещё живой и довольно крупный краб стремительно удирает от меня прочь. Не успел заселиться на остров, как меня уже пытаются попробовать на вкус!
Тут я вспомнил о падре, и настроение сразу резко испортилось. Я — то живой пока ещё, а вот он уже лежит, закопанный в могилу. Но самоедством заниматься было глупо. Падре хотел, чтобы я жил, и значит, сейчас не время для душевных терзаний.
Южное солнце неторопливо вставало над горизонтом, окрашивая в ярко-алый цвет его линию, собираясь резко вынырнуть и осветить всё вокруг своими жаркими лучами. Море, которое было совсем рядом, плескало в коралловый берег мелкой волной. Под лучами восходящего солнца, морские волны постепенно меняли свой цвет, становясь из тёмно-синего всё более светлых оттенков.
На песке, между тем, царила ночная жизнь, неторопливо переходящая в дневную. Никаких животных здесь не было и в помине. Только крабы, самых разнообразных размеров и видов, бегали по песку, выискивая, чем можно поживиться. Им на ужин, обед и завтрак доставалась мёртвая рыба, выброшенная морем, да немногочисленные кокосы. Нарушали это пищевое однообразие ещё погибшие мелкие беспозвоночные, во множестве обитавшие на этом, то ли острове, то ли атолле.
Как только немного рассвело, я, не теряя времени даром, стал исследовать свой остров, чувствуя себя, по меньшей мере, Робинзоном Крузо, в его самом убогом эквиваленте. Остров был небольшим. Это была узкая дугообразная полоска кораллового песка, едва ли девяти километров длиной и с километр шириной.
На нём обильно произрастала различная растительность, которую я совершенно не знал и не видел до этого, кроме кокосовых пальм. Здесь также гнездились несколько видов мелких птиц, до гнёзд которых я так и не смог добраться, несмотря на то, что был очень голоден. Главным достоинством острова были кокосовые пальмы, которых я насчитал десятка три.
Можно сказать, что пираты наказали меня с дальним прицелом, чтобы я достаточно пожил на этом острове и намучился. Голод пока мне не грозил, но кокосовых орехов, по моим расчётам, должно было хватить недели на две, а потом… потом я всё равно умру от обезвоживания.
Дело в том, что на этом острове не было пресной воды. Да и откуда ей тут было взяться? Это же коралловый остров, находящийся посреди Карибского моря. Здесь просто не было возможности для образования источников пресной воды. Оставалось уповать на небольшой запас, бывший у меня в бочонке, да кокосовое молоко.
Исходив остров вдоль и поперёк, я сосчитал все кокосы и стал их собирать, сначала на земле, а затем полез и на одно из деревьев, которое росло не точно вверх, а было искривлено параллельно поверхности земли.
Первые дни я пил воду с размешанным в ней сахаром и отгонял мелких, наглых крабов от собранных мною кокосов. Особенно мне надоедали крабы-призраки. Белые, почти прозрачные, они нагло и шустро рыскали вокруг в поисках пищи, но поймать их было нереально. Мелкие и быстрые «привидения» мгновенно прятались в своих песчаных норках при любом признаке опасности.
Поэтому ночью приходилось охотиться на их более крупных собратьев, собрав целую коллекцию представителей крабьего мира. Вот только огня у меня тоже не было, как и увеличительного стекла, чтобы разжечь костёр. Напрягая все свои извилины, которые у меня ещё остались, я стал вспоминать всё, что я слышал о крабах.
Первое, что мне вспомнилось, так это то, что не все части крабов съедобны для человека, а самым вкусным и большим из них был так называемый пальмовый вор. Вот только среди тех экземпляров, которых я поймал, ничего похожего на него, видимого мною на фото из интернета, я не увидел.
Возможно, что его ареал обитания здесь и не проходил. Впоследствии я узнал, что этот, то ли краб, то ли сухопутный рак, обитал на островах в Индийском и Тихом океане, а в Карибском море он, к сожалению, не встречался.
Разрубив их панцири, я убедился, что действительно, съедобное мясо находилось у них только в клешнях и ножках, и немного в области живота. Вот только, судя по всему, в их мясе содержалось такое количество паразитов, что есть мне их в сыром виде, решительно расхотелось. Глисты не самая приятная штука, особенно, когда ты и так голодный, а по внешнему виду их мяса это было очевидно, да и питались они, в основном, падалью.
Выход был только один, заниматься рыбалкой. Вот только вопрос, а где взять удочку?
Собрав достаточно мяса из крабовых клешней, ног и туловища, пришлось ломать голову над тем, как наловить рыбы на это мясо. Лески не было, крючка тоже, даже куска гвоздя или проволоки не было. Железо в этот век было не самым дешёвым, чтобы использовать гвозди везде, где только можно.