— Да, ладно, всё ты знаешь, — отмахнулся от него капитан. — Напился, говорят, с одного стакана разбавленного вина и песни стал непонятные орать.
— Да, с одного стакана, всё верно, только не вина, а рома, да ещё и не разбавленного.
— Как, он смог выпить стакан рома залпом? Ему же четырнадцати ещё нет?!
— Да вот, как-то так, махнул, говорят, его залпом, как воду, и опьянел, конечно, но дальше только песни пел и что-то вашей дочери Мерседес говорил.
— Что за песни?
— Да чужие и непонятные, про ром что-то, а потом и вовсе на варварском языке каком-то, и не английский, и не французский. Никто ни одного слова не понял. Грубый язык, но не восточный.
— Да, странные дела твои, господи. Теперь я ещё больше утвердился в мысли, что с этим юнцом что-то не так, и его обязательно нужно высадить в Гаване. Постой, так что ты хотел-то?
— Хотел, чтобы вы разрешили взять его юнгой на корабль. Да видно, напрасно вас об этом просить.
— Да, я не разрешаю! Как только мы прибудем в Гавану, мы оставим его там, и этот вопрос я не намерен больше обсуждать, ни с кем. Тебе понятно, Агустин?
— Более чем, ваше сиятельство.
И он вышел из каюты, тихо прикрыв за собою дверь. А де Сильва только тяжело вздохнул. Младшая дочь росла непредсказуемой, и такой парень бы ей не помешал, чтобы обуздывать её натуру. Но разница в положении была чересчур велика, и он ей не пара и не ровня, а слугой, как она хотела, такой гордый мальчишка ей никогда не станет.
Да и мало ли что. Сегодня слуга, а завтра…, завтра позора не оберёшься. Пусть себе живёт в Гаване, а дочь пойдёт учиться в университет магии. Там ей мозги вправят, как надо, и он закрыл глаза, размышляя о будущем.
***
Оставшиеся дни я проводил с матросами, внимая их советам и подсказкам. За такое короткое время научиться правильно ставить и убирать паруса я не успел, но и тех знаний, которые мне достались, было достаточно для того, чтобы уметь что-то делать самостоятельно.
Изредка внизу мелькало маленькое цветовое пятно синего или зелёного цвета. Это Мерседес, вырядившись в импозантное платье, с грустью смотрела на море, или снизу вверх на мачты. С ней мы не общались, да и кто я был для этой девчонки. Меня предупредил её отец, и её старшая сестра Долорес, чтобы я держался подальше. Это было так.
— Стой! Спустившись с мачты, я собирался помочь боцману с ненужными канатами, но этот неожиданный окрик остановил меня. Обернувшись, я увидел величественную и надменную девушку. Это была Долорес.
— Чем обязан, донья? — слегка поклонился я.
— Ты?! Ты нам ничем не обязан.
— А тогда зачем мне стоять?
— Затем, что это приказала я!