— Без сомнения, у вас есть на то причины, но я бы хотел узнать подробнее, чем заслужил такое внимание к своей скромной персоне? — учтиво спросил я её.
Эта, без сомнения красивая, девушка чем-то напоминающая мне Нелли Фуртадо, даже растерялась от такого продолжения. Не таких речей она ожидала от презренного гачупина. Ну, а мне? Мне было плевать, что она там думает обо мне. Быстро справившись с собой, она спросила.
— Что ты наговорил моей сестре и что за песни пел на незнакомом языке? Ты пират?
— Нет, донья, я не пират, и это, во-первых. А во-вторых, я не помню ничего из того, что говорил, но насколько я знаю, ничего особенного, что могло бы оскорбить слух благородной младшей доньи. Что же касается песен, то я пел песни собственного сочинения, на выдуманном языке.
Не буду же я ей говорить, что пел на русском всё подряд. Услышав об этом, начали бы поступать очередные вопросы, откуда я знаю русский, и тут я точно не смог бы ответить ничего вразумительного. Если кто из них вообще знал, что такое Россия и где она находится. В 1671 в Испании о России не знали ничего, да и называлась она не Россией, а Тартарией, если верить старым портуланам.
Поджав губы и сверкая на меня чёрными, как ночь, глазищами, Долорес о чём-то лихорадочно размышляла, судя по блестевшим в возбуждении глазам.
— Я поняла. Мы тебе ничего не должны. Ты сам хотел напасть на сестрёнку, иначе, зачем тянул её к себе, а твоя правая рука была сжата в кулак и…
Не знаю, зачем я решил ляпнуть глупую фразу. Наверное, разозлился, со всеми бывает… вот и вспылил.
— Нет, я не хотел её бить, просто захотел поцеловать в нежные щёчки.
Долорес запнулась и долго всматривалась в меня своими чёрными глазами, очевидно не веря тому, что услышала от меня, надеясь, что это неудачная шутка.
— Тем более, ты будешь высажен в Гаване, а к сестрёнке больше не подходи, иначе я превращу тебя в жабу и выкину в море.
Ого, пошли угрозы. Я пожал плечами и согласно кивнул головой. В ответ получил надменный кивок благородной молодой доньи и был отправлен восвояси. Сделав несколько шагов, я не удержался и громко квакнул несколько раз, вызвав смех у команды.
И сразу же почувствовал что-то неладное за спиной. Быстро оглянувшись, я увидел судорожно сжатые пальцы в магическом пассе и уже готовую слететь с красивых губ формулу преобразования магической энергии. Инстинкт самосохранения бросил моё тело на палубу, и направленный на меня заряд пролетел мимо и упал в море, на поверхности которого заплясала небольшая льдина.
— Щенок, гачупин, безмозглый каброн, филин без перьев!
Долорес, наверное, бушевала бы ещё долго, в праведной ярости благородной дамы, если бы откуда-то не взялась Мерседес и успокоила её одним своим присутствием. Ведьма плюнула в мою сторону и, развернувшись, ушла, в обнимку со своей младшей сестрой. Уходя, Мерседес оглянулась и поймала мой весёлый и ироничный взгляд. Наши глаза встретились, и свет её зелёных глаз ещё долго мне снился по ночам.
Думаю, Мерседес получила те же инструкции, что и я, и больше я её на корабле не встречал. Поэтому я целиком и полностью отдался морю и кораблю, с интересом осваивая всё, что они могли мне предложить. К исходу недели впереди показались очертания крупного острова, это и была Куба.
Подойдя к острову ближе, мы взяли курс на Юкатанский пролив и преодолев его, с северо-запада обогнули остров и вскоре прибыли в Гавану. К тому времени, как моё пребывание на галеоне «Сантьяго» близилось к завершению, наступил уже июнь. В огромном Гаванском заливе постепенно накапливались суда «золотого» испанского флота, чтобы в августе, в составе огромного каравана, отплыть в Испанию.
Заняв подходящее место на рейде, «Сантьяго» бросил якорь и спустил шлюпки на воду для того, чтобы перевести семью де Сильвы и часть команды на берег. В числе прочих в шлюпке был размещен и я. Расставание произошло на новом пирсе. Мария и Себастьян Доминго де Сильва отвели меня в сторону и вручили небольшой мешочек с серебряными монетами.
— Возьми, Эрнандо, — проговорила мать Мерседес, — здесь хватит, чтобы купить себе одежду и обувь и прожить не меньше месяца, конечно, если ты их не пропьёшь сразу.
Вот что за блин горелый! Стоило один раз оступиться, то бишь, выпить по — настоящему, и всё — ты алкаш! Даже не так, ты — АЛКАШ, ни больше и ни меньше. Но спорить с ними я не стал, к чему?