— Заходи, сын мой, — взяв в руки грамоту и развернув её, произнес монах. — Не огорчайся на нашу неприветливость. Постоянные нападения пиратов и разных проходимцев ожесточили братию, и лучше заранее готовиться к неприятностям, чем легкомысленно отнестись к своей жизни. А ты не походишь на обычного горожанина.
И он отодвинулся, чтобы пропустить меня. Сняв шляпу, я прошёл за ним в надежде на лучшее, но наши ожидания и действительность, как обычно, противоположны в своей сути. Зайдя в большое помещение мне дали знак присесть на деревянную лавку, а монах, так и не представившись, присел за стол и стал читать письмо, которое я передал ему.
— Юноша, если всё, что здесь написано, правда, не могли бы рассказать нам всё, что помните об этом подлом нападении. И не осталось ли у вас какой-нибудь вещи от падре?
— Осталось, конечно!
Я достал деревянный крест, снятый с груди падре, и отдал его в руки монаха. Дальше, пользуясь его вниманием, вкратце рассказал о своих приключениях, а в конце поинтересовался, с кем имею честь разговаривать.
— Прошу прощения за невежливость, я отец Павел, а это братья Хосе и Педро, — представил он обоих монахов, которые и не собирались никуда уходить, также слушая о моих приключениях, но, никак не реагируя на рассказ.
— Мне надо доложить о вас, юноша, настоятелю. И грамота и крест, по моему мнению, подлинные, и вы не производите впечатления мошенника и плута, как в самом начале нашего разговора. Кроме этого, мы наведём справки и о вашем семействе.
— Да, я готов пройти любые проверки. К тому же, меня и падре видела Мария Грация Доминго де Сильва, когда нас всех вместе вели в плен. Её муж и доставил меня на своём корабле сюда, когда они чудом нашли меня на необитаемом острове.
— Слава Спасителю, он услышал молитвы отца Антония, но смог спасти только юношу, к сожалению, ОН не всесилен, — шепча молитвы и благочестиво наклонив голову и сложив руки лодочкой перед грудью, сказал отец Павел.
— Ну, тогда, юноша, вам вообще не о чем волноваться. Наш монастырь всегда готов предоставить и кров, и хлеб каждому жаждущему, а тем более, если это почти один из нас. Мы вместе с вами скорбим о погибшем падре Антонии. Подожди меня тут, юноша, я доложу о тебе настоятелю.
— Спасибо, падре Павел, — счёл я нужным ответить ему, — но не могли бы вы отдать мне обратно эту грамоту, это единственное, что у меня есть на пути к духовной семинарии.
— Хорошо, твои требования законны. Возьми её, но она ещё может нам понадобиться!
И монах, отдав мне грамоту, развернулся и ушёл с одним из братьев вглубь монастыря, оставив меня с другим братом. Не знаю, кто это был, Хосе или Педро, для меня они были одинаково неинтересны и похожи.
Примерно через полчаса, отец Павел вновь появился в комнате и продолжил разговор со мной.
— Настоятель оставил у себя этот крест, на нём зашифрованы символы, которые указывают на то, что он действительно принадлежал монаху-доминиканцу Антонию. Тебе оказана великая честь, быть рекомендованным в духовную семинарию. Мы подтвердим твою грамоту своей печатью, раз она была написана в стеснённых обстоятельствах и без возможности запечатать её. К тому же, с минуты на минуту вернётся монах, который был направлен к Грации Доминго де Сильва. И если он подтвердит всё, сказанное тобою, то ты останешься у нас, пока не получишь место на одном из кораблей, которые поплывут в Испанию.
— А пока, не соблаговолишь ли ты, благородный юноша, — на этих словах я невольно оглядел самого себя. Я по-прежнему был бос и в плохо заштопанной старой рубахе, но зато, при даге, хоть это и не шпага, и при шляпе. Немилосердно напрашивались ассоциации с Д`Артаньяном, проводя аналогию происходящего со мной.
— Соблаговолишь ли ты продиктовать нам всё то, чего натерпелся во время своих злоключений. Если ты вспомнишь фамилии, клички, имена мерзавцев, церковь будет тебе благодарна в этом, и мы напишем тебе рекомендательное письмо и от себя лично.
Я пожал плечами, естественно, это было целиком в моих интересах, и, дождавшись, когда оба здоровых (бугая) брата удалились, а на их место пришёл другой монах, начал описывать все события, произошедшие со мной. Монах, записывающий с моих слов, был очень похож на классического писаря. С собой он принёс письменные принадлежности, несколько гусиных перьев, медную чернильницу, кучу чистых, свёрнутых в рулоны, бумажных свитков. Разложив всё это на столе, он приступил к стенограмме моего рассказа.
Примерно через час, отец Павел отлучился минут на двадцать, а вернувшись, кивнул мне головой и отметил, что информация обо мне подтвердилась, и я могу спокойно продолжать рассказ, еда и келья будут мне выделены абсолютно бесплатно.
В это время подошёл ещё один брат и поставил на стол тарелку с едой и кувшин с подслащённой водой и добавленным туда соком лайма. С благодарностью кивнув ему, я налил в кружку воды и выпил её мелкими глотками. Горло после часовой беседы всё пересохло, а событий для рассказов было ещё много. Монахи терпеливо подождали, когда я съел всю еду, а потом продолжили слушать мой долгий рассказ.