На мне была моя ещё пиратская одежда, на ногах ничего не было. Нож мне, правда, вернули ещё в шлюпке, и я его подвесил себе на верёвочный пояс, сделанный Диего, завязав для этого специальную петлю на нём. Уж вязать узлы и петли меня моряки научили, как французские, так и испанские.
Взяв кожаный мешочек, наполненный тяжёлыми серебряными монетами, я стоял, сжимая их в руке, и не знал, что дальше делать. Я даже не знал, куда мне идти, и в растерянности смотрел по сторонам, на царившую в порту суету. Себастьян де Сильва молча смотрел на меня, наблюдая за моим замешательством, а потом позвал к себе своего старпома.
— Агустин, принеси мне то, что хотела отдать Мерседес, да захвати мою старую шляпу.
Пока Агустин плыл на корабль, а потом возвращался с него обратно, я стоял в стороне, не решаясь уйти, а Мария де Сильва, вместе с приплывшими на очередной лодке обеими дочками, удалилась в сопровождении охраны в город.
Вернувшийся Агустин вручил мне дагу, сказав, что это подарок и надел на мою голову шляпу, подаренную главой благородного семейства. В таком виде я и ушёл. Богатый оборванец, идальго с мешочком монет, собственной дагой, вместо шпаги, и в старой шляпе, покрытой въевшейся морской солью.
Наверное, я представлял собой нечто из ряда вон выходящее, потому как на меня обращали внимание все, кто проходил мимо. Между тем, я направлялся в монастырь Святого Августина, путь к которому мне указали моряки ещё на галеоне. Дага больно била меня по ногам, ступавшим в густую пыль, при малейшем дожде грозящей превратиться в непролазную грязь.
Путь лежал мимо многочисленных зданий, построенных в основном из дерева, и, вертя головой в разные стороны, я шёл мимо них, стараясь не влезть в ненужные мне приключения, что в принципе, и удалось. Через пару часов я увидел перед собой белое здание, в стиле барокко, с колокольней, возвышающейся справа от него.
На неё я и ориентировался, наблюдая над всеми остальными зданиями и равняясь по ней. Дойдя до монастыря, я набрал в грудь воздуха и решился постучать в массивную дверь. Сейчас моя судьба совершала новый виток в этом мире, и каким он будет, и что ждет впереди, никто не знал. И я уверенно постучал в обитую железом деревянную дверь.
Глава 20 Гавана
Массивное железное кольцо брякнуло под моей рукой несколько раз и успокоилось. Долгое время ничего не было слышно, пока я ещё пару раз не взял на себя труд побить им в дверь, желая, чтобы меня вышли встречать. Ну не с распростёртыми объятиями, но хотя бы с желанием накормить, напоить и дать келью, чтобы переспать ночь.
Наконец, открылось маленькое окошечко, вмонтированное в массивную железную дверь, и там показался чей-то глаз.
— Привеет! — растянул я губы в фальшивой улыбке и помахал ему рукой, словно девушка, увидевшая знакомого парня — надо же развлекаться как-нибудь, а то совсем уже дошёл… с этими пиратами, да с ведьмами.
Не знаю, что увидел во мне монах, но дверка захлопнулась, и я услышал быстро удаляющиеся от двери шаги в противоположную от меня сторону. Потянулись долгие минуты ожидания.
Наверное, я зря так повёл себя. Мой имидж оборванца, в дорогой когда-то шляпе, с ободранным плюмажем, юный возраст, неуместная дага, с которой я обращался как с ножом, а не как с кинжалом, и так не внушали ко мне должного доверия. А в кармане звенели двести реалов, именно столько мне ссудили родители Мерседес за моё молчание. И я уже начал переживать, что продешевил. Надо было брать саму Мерседес, а не деньги.
«Зри в корень», — как говорил когда-то Козьма Прутков. Удачная женитьба решила бы все мои проблемы и с деньгами, и со связями, и с поступлением в университет магии. Не захотели бы сразу выдать за меня замуж Мерседес, тогда достаточно было бы помолвки, ну и так далее.
Ладно, это всё безосновательные мечты, так… чепуха всякая в голову лезет от отчаяния, потому как дверца в монастырь по-прежнему не открывалась, время шло, я стоял, переминаясь и не знал, что мне делать дальше. Наконец, с обратной стороны послышался топот сразу нескольких ног, и тяжёлая дверь, обитая железом, распахнулась, за ней показались трое монахов. Телосложения они были отнюдь не хлипкого, и двое из них могли спокойно сбить меня с ног одним ударом кулака. В руках они держали небольшие дубинки.
— Что тебе нужно сын мой, — спросил самый маленький из них, с очень благочестивым лицом, оглядев меня.
Я слегка поклонился и произнёс.
— Я хотел бы остановиться у вас на ночь. Меня зовут Эрнандо Хосе Гарсия-и-Монтеро. У меня письмо от падре Антония, он погиб от рук пиратов на необитаемом острове. Я с Панамы, как и он.
Вытащив из-за пазухи кусок пергамента, на котором было письмо падре, я протянул его монаху.