Элмерик подозревал, что и сам выглядит ничуть не лучше (но, слава богам, без шрамов). Пылу изрядно поубавилось – слишком уж ныли пальцы и дёргала рассечённая губа. Это значило, что ни на арфе, ни на флейте он в ближайшие дни играть не сможет…
– Стой! – крикнул он, поднимая руки в примиряющем жесте.
Джерри сделал ещё пару шагов в его сторону и остановился, утирая со лба выступившую кровь:
– Чего ещё?
– Хватит! Так мы ничего не добьёмся.
– Погоди, ты сдаёшься, что ли? – В глазах Джеримэйна блеснуло торжество.
– Ну не то чтобы… просто драка только усугубляет наше положение. А разногласия лучше решать словами. И я бы предложил…
– Сдаёшься? – резко перебил его Джерри, вновь сжимая кулаки. – Отвечай: да или нет?
– Сдаюсь… – Элмерик достал из кармана платок, приложил его к окровавленной губе и глухо добавил: – Должен же один из нас прислушаться к голосу разума! Кто, если не я?
– Тогда я хочу, чтобы ты извинился. – Джерри переплёл руки на груди.
– Это ещё за что? – не понял бард.
Они, конечно, наговорили друг другу оскорблений, но Элмерику казалось, что Джеримэйн заслуживал и большего.
– А за то! – Джерри шмыгнул носом. – Нечего говорить, что нас, низкорождённых, били мало! Давай, проси прощения!
– Я всё равно не стану думать о тебе лучше, – пробурчал Элмерик. – Ты не сделал ничего, чтобы переубедить меня, а сразу набросился. Но если уж тебе так неймётся – ладно. Извини. Однако я говорю это лишь потому, что не хочу продолжать бессмысленную драку.
– Вот и славно! – Джеримэйн мотнул головой, вытряхивая из спутанных волос солому. – Впредь постарайся не распускать язык про то, чего не знаешь.
Он выглядел уязвлённым, и Элмерика вдруг запоздало осенило: шрамы! Джерри в прошлом били. И не раз.
Стало немного совестно. Но глупо было бы извиняться за то, за что вроде как уже извинился.
– И кто тебя так разукрасил? – Бард ткнул его в плечо. – Воришку поймали, да? Плетей прописали?
Джеримэйн помедлил с ответом, но всё же процедил сквозь зубы:
– Нет. Это отец.