В огонь и в воду

В эту страшную минуту, весной 1664 года, все взоры и все мысли были обращены на Венгрию. С этой стороны раздавалась буря, отсюда шла она.

Опасность была очевидной не для одних только государственных советников, на которых лежала забота о всеобщем спасении; она смущала умы народов. Там и сям бежали с полевых работ; обезумевшее население, при первом тревожном слухе, искало спасения в церквах и в укрепленных замках. Беглецы из соседних туркам областей еще более усиливали своими рассказами заразу ужаса, овладевшего всеми. У всех в уме была одна опасность, один враг, одна беда – турки. Страх заполонил Германию в ожидании, пока мусульманский меч не сразит ее. Никто не знал, какая рука остановит нового Аттилу-Кьюперли.

Все это было ясно до очевидности в глазах военачальника или дипломата, будь то маркграф Баденский или граф Строцци; но об этом не думал ни один из тех, кого гнали различные страсти по следам графини де Монлюсон: в погоню за ней скакали ревность, ненависть, честолюбие, преданность, любовь, предательство, все демоны и все ангелы, каких только может вместить в себе сердце человеческое.

Каждый из этих людей, – капитан д"Арпальер, граф де Шиври, граф де Монтестрюк, маркиз де Сент-Эллис, и с ними Карпилло, Коклико, Кадур, – скакал в ту же сторону, рассыпая золото полными пригоршнями, загоняя лошадей, с криком и проклятиями как маркиз, молчаливый и мрачный как капитан, наглый и надменный как Цезарь де Шиври.

Одни выехали из Меца, другие из Парижа; они скакали в Зальцбург через горы Шварцвальда или Таунуса, скорей или тише по прихоти проводников или по воле случайностей. Один раз павшая от истощения лошадь остановила маркиза де Сент-Эллиса; в другой – выступившая из берегов река остановила Монтестрюка; как то вечером, граф де Шиври заблудился в лесу; в следующую ночь, капитан д"Арпальер попал в такой густой туман, что сбился совсем с дороги. У одного были открытые листы, обещавшие ему содействие от начальников по городам и по областям, повиновавшимся императору Леопольду; у другого была заносчивость, щедрость, отвага. У Бриктайля была старинная привычка к бродячей жизни, освоившая его со всеми уловками и со всеми способами выходить из затруднений.

У графини де Монлюсон первый пыл ощущений при начале путешествия сменился скоро спокойным и беспечным удовольствием путешествия по незнакомой стороне. Поля были украшены всей прелестью майского наряда. Деревья представлялись огромными букетами цветов; одетые свежей зеленью леса и живые изгороди наполняли воздух чудным благоуханием; легкий ветерок гнал по небу белоснежные облака. Новость местоположения и народной одежды увлекала Орфизу. Она знакомилась с городами, которые знала до сих пор только по имени из уроков географии в монастыре; она смотрела с удивлением на памятники, замки, церкви, дворцы и соборы, являвшиеся на каждом переезде. Уверенная, что приедет в Вену раньше Монтестрюка, задержанного в Меце при графе де Колиньи, она не очень спешила и отдавалась своей лени, из которой сделала себе милого товарища в путешествии.

Она с самого начала еще хотела остановиться в Зальцбурге: один из её родственников, бывший в дальних походах, говорил ей, что в этом городе очень много любопытного. С первой же прогулки по городу она увидела нагроможденные среди живописных скал укрепления, монастыри, аббатства, дворцы и захотела пожить тут подолее. Притом же, и тетке её, маркизе д"Юрсель, нужно было отдохнуть с дороги. Орфиза выбрала себе комнаты в лучшей гостинице и поселилась в них.

Эта остановка дала графу де Шиври возможность догнать свою кузину.

Орфиза была немного удивлена, увидев его в Зальцбурге, и сначала вообразила себе, что он явился только затем, чтоб помешать её романическому путешествию.

– Если вы в самом деле за этим приехали, – сказала она ему прямо и свысока, – то прошу вас избавить меня от всяких увещаний: я вас всё равно не послушаю.

– Как! неужели вы думаете, что я стану отговаривать вас от поездки в Вену, где теперь в полном сборе весь цвет германского дворянства, и от поклонения мощам св. Стефана, прославленным свыше чудесами? Сохрани, Боже! Не считаете ли вы уже меня неверующим! Напротив, смелость вашего прекрасного примера подействовала и на меня. И мне тоже захотелось побывать в Венгрии… Только я решился отдать себя под ваше начальство и вместе с вами в ехать в столицу Австрии.

Цезарь обратился любезно к маркизе д"Юрсель и с самой милой улыбкой сказал ей:

– Две дамы, путешествующие одни, нуждаются в кавалере; позвольте мне быть вашим.

Эти слова окончательно смягчили Орфизу.

– Если так, отвечала она, и если решено, что вы даете нам клятву в повиновении, то мы соглашаемся допустить вас в наше общество.

Дать клятву никогда не затрудняло Цезаря. Он поклялся во всем, чего хотелось Орфизе.

– Вот ты и в крепости, – сказал кавалер де Лудеак: – это для начала очень недурно. Теперь нам остается только ждать помощи от случая, чтоб крепость эта сдалась на капитуляцию.

Помощь эту, на которую Лудеак и Шиври рассчитывали оба, должен был привести им капитан д"Арпальер, за которым послан был в Мец Карпилло. Весь вопрос заключался теперь в том, чтоб капитан поспел во время – поддержать их силой в благоприятную минуту. При въезде в город поставлены были лакеи; им рассказали подробно приметы обоих итальянцев и велели немедленно донести, как только они появятся.

Недолго пришлось им дожидаться.

Как-то вечером капитан, весь в грязи, явился перед Цезарем и Лудеаком в сопровождении одного из часовых.