– Принцесса Мамиани!
– Ах! милый маркиз, само Небо вас посылает!
– Нет, принцесса, нет, совсем не Небо, а разве бешенство.
Он отступил шаг назад и, не спуская с неё глаз, начал так:
– Осмельтесь признаться, зачем вы едете в Зальцбург? Попробуйте отречься, что не для того, чтоб встретиться с графом де Монтестрюком? Достанет ли у вас смелости сказать, что вы не назначили ему там свиданья?
– Да сознаюсь же, напротив, сознаюсь!
– Как! сознаетесь? и мне, Гаспару-Генриху-Готфриду де Сент-Эллис?…
– Да, без сомненья… кому же и сознаться, как не вам, его другу, его лучшему другу?
– Я – друг его?… никогда! я терпеть его не могу!
Услышав это, принцесса зарыдала и, ломая руки, воскликнула в отчаянии:
– Но что же со мной будет, если вы меня здесь бросите?… в незнакомой стороне, без всякой помощи, с опрокинутой каретой!.. Каждый лишний час грозит ему бедой.
– И отлично! пусть попадет он прямо в ад, к сатане!
– Гуго? да что же он вам сделал? за что это?…
– Как! что он мне сделал? ну, признаюсь, на такой вопрос только и способна женщина, да еще итальянка! Что он мне сделал, этот проклятый Монтестрюк? да спросите лучше, чего он мне не сделал?
– Что же такое?
– Величайшее преступление в моих глазах: он вас любит!
– Он? О! если б то Господь дал, чтоб так было!.. тогда дела не были бы в таком отчаянном положении!
Тут гнев маркиза перешел все границы.
– Вы жалуетесь, что он вас не любит! Какая неслыханная смелость! А посланная в Мец записка, в которой вы говорите таким нежным языком? А требованье, чтоб он поспешил в Зальцбург к предмету своей страсти? Наконец самое присутствие ваше здесь, на этой дороге – не лучшее ли доказательство целой цепи предательства и измены, которые бесят меня и вопиют о мщении?
Принцесса смотрела на маркиза заплаканными глазами.