– Вот ты увидишь сам сегодня вечером, каковы бывают оруженосцы в моем роде!
К началу представления, блестящая толпа собралась в отеле Авранш, ярко горевшая бесчисленными огнями. Внимательный наблюдатель мог бы заметить, среди пышно разодетого общества, сухого, крепкого и высокого господина с загорелым лицом, которое разделяли пополам длиннейшие рыжие усы с заостренными концами. Одетый в богатый костюм темного цвета и закутанный в бархатный плащ, он пробирался изредка к каким-то безмолвным личностям, шептал им что на ухо и вслед затем они рассыпались по саду или втирались в толпу лакеев, толпившихся у дверей и по сеням.
Высокий господин встретился раз с Лудеаком и, проходя мимо друг друга, они быстро обменялись несколькими словами вполголоса, после чего Лудеак возвратился напевая за кулисы.
Граф де Шиври, в мавританском костюме, ожидал только сигнала, чтобы выходить на сцену.
– Все идет хорошо, шепнул Лудеак, подойдя к нему.
– Что вы говорите?… – спросила Орфиза, окруженная еще двумя или тремя горничными, которые то закалывали булавку в кружевной бант, то поправляли гребнем упрямую буклю.
– Я говорю, что все идет отлично, – отвечал Лудеак. – Мне кажется, даже, что последствия этого вечера превзойдут все наши ожидания.
Раздались три удара и спектакль начался.
Портной, к которому обратился Гуго по рекомендации Цезаря де Шиври, отличился на славу. Такого чудесного испанского костюма никогда не встречалось при дворе Изабеллы и Фердинанда-католика. Одушевленный новостью своего положения, ярким освещением залы, великолепием нарядов, живой интригой самой пьесы, но особенно улыбкой и сияющей красотой Орфизы, Монтестрюк играл с таким жаром, что заслужил оглушительные рукоплескания. Была минута, когда, упав к ногам взятой в плен прекрасной инфанты, он клялся посвятить себя на её освобождение с таким увлечением, с таким гордым и искренним видом, что Орфиза забыла свою руку в руке коленопреклоненного перед ней юного мстителя. Все общество пришло в восторг.
Успех этот Гуго разделял впрочем с принцессой Мамиани, окутанной в вышитое золотом покрывало и одетой в усеянное драгоценными камнями платье султанши, обманутой своим повелителем. В одной сцене, где она изливала свои страдания вследствие открытой внезапно неверности, она выразила жгучую ревность таким хватающим за душу голосом, что смело могла сравниться с первоклассными трагическими актрисами. Слезы показались на глазах у зрителей.
Между тем таинственная личность, с которой шептался Лудеак, скрывалась в углу залы, в тени драпировок. Глаза его сверкали как у хищной птицы.
Когда принцесса Мамиани появилась на сцене, он вздрогнул и наклонился вперед, как будто готовясь броситься.
– Она! она! – прошептал он.
Лицо его странно побледнело, судорожная дрожь пробежала по всему телу.
Она опять вышла на сцену и опять он вперил в нее настойчиво-пристальный взор. Грудь его поднималась; он похож был на человека, перед которым вдруг появился призрак.
К концу представления Лудеак, уже кончивший свою роль, проскользнул к нему. Незнакомец, сам не сознавая, что делает, схватил его за руку с такой силой, что тот даже удивился.
– Кого я должен похитить, скажите, которую? – спросил он глухим голосом. – Эту брюнетку в мавританском костюме, у которой столько жемчугу и брильянтов в черных волосах?…
– Принцессу Мамиани?
– Да!.. да, принцессу Леонору Мамиани!..
– Как! разве вы ее знаете?
ebooksa