– Я верю вам, граф, отвечала она с живостью; я уже и тогда верила вашей искренности, когда сказала вам, что буду ждать три года. Но у меня сердце гордое и одних слов мне мало! И между тем, мне кажется, что если б я любила, как вы любите, ни перед чем бы я не оставалась, ничего бы не пожалела, чтобы добиться успеха, – ни усилий, ни терпения, ни самых тяжелых испытаний. Какие бы ни стояли передо мной преграды, ничто бы меня не удержало. Я пошла бы к своей цели, как идут на приступ крепости, сквозь дым и пламя, презирая смерть. Я где-то читала девиз человека, питавшего честолюбие и готового пожертвовать ему последней каплею своей крови: Per fas et nefas! [ «правым и неправым путем»
Он готов был кинуться к её ногам, но она его удержала и продолжала:
– Вы у меня взяли, кажется, розу? отдайте мне ее назад.
Гуго достал розу и подал ей.
– Я не хочу, чтобы отсюда уносили что-нибудь без моего согласия, – сказала она; – но я не хочу также дать повод думать, что я придаю слишком большую важность простому цвету…. Каков он есть, я вам отдаю его.
Гуго бросился целовать её руку, но она высвободила ее и, подойдя к столу, взяла с него книгу, поискала в ней и, проведя ногтем черту на полях раскрытой страницы, сказала:
– Можете прочесть, граф, и да сохранит вас Бог!
Орфиза вышла из комнаты бледная, со сверкающим взором, между тем как Гуго схватил книгу и раскрыл на замеченном месте. С первых же строк он узнал Сида, а на полях отмеченной ногтем страницы глаза его встретили знаменитый стих:
– Орфиза! вскричал он.
Но его руки встретили колебавшиеся еще складки портьеры за вышедшею герцогиней. Гуго не осмелился переступить за легкую преграду, отделявшую его от его идола. Но не нашел ли он в этой комнате больше, нежели смел надеяться, больше чем цветок, больше чем даже её волос? Опьяненный любовью, обезумевший от счастья, с целым небом в сердце, Гуго бросился к балкону и в один миг спустился вниз, готовый вскрикнуть, как некогда Родриг:
XV
Игра любви и случая
Недаром боялся Монтестрюк минуты отъезда: после деревенской жизни, которая сближала его все более и более с Орфизой де Монлюсон, наступала жизнь в Париже, которая должна была постепенно удалить его от неё. Кроме того, разные советы и влияния, которые были совсем незаметны в тени деревьев замка Мельер, наверное завладеют герцогиней, тотчас же по приезде её в Париж. И в самом деле, Гуго скоро увидел разницу между городским отелем и деревенским замком.
С появлением герцогини среди рассеянной парижской жизни при дворе, дом её хотя и остался открытым для Гуго, но он мог видеться с ней лишь мимоходом и не иначе, как в большом обществе. Для любви его, после жаркого и светлого лета, наставала холодная и мрачная зима.
И странная же была Орфиза де-Монлюсин! Молодая, прекрасная, единственная дочь и наследница знатного имени и огромного состояния, она была предметом такой постоянной и предупредительной лести, такого почтительного обожания, видела у ног своих столько благородных поклонников, что не могла не считать себя очень важною особой и не полагать, что ей все позволительно. Кроме того, ее приучили видеть, что малейшая милость, какую угодно было рукам её бросить кому-нибудь мимоходом, принималась с самой восторженной благодарностью. Против её капризов никто не смел восстать, желанием её никто не смел противиться. Благодаря этому, она была-то величественна и горда, как королева, но причудлива, как избалованный ребенок.
После сцены накануне её отъезда в Париж, оставшись с глазу на глаз со своими мыслями, она сильно покраснела, вспомнив прощанье с Гуго, вспомнив, как у неё, под влиянием позднего часа и веяния молодости, вырвалось почти признание, потому что разве не признанием был отмеченный ногтем стих из Конелева Сида?
Как! она, Орфиза де-Монлюсон, герцогиня де-Авранш, покорена каким-то дворянчиком из из Гаскони! Она, которой поклонялась вельможи, бывшие украшением двора, в одно мгновенье связала себя с мальчиком, у которого только и было за душой, что плащ да шпага! гордость её возмущалась и, сердясь на самое себя, она давала себе слово наказывать дерзкого, осмелившегося нарушить покой её. Но если он и выйдет победителем из указанной ею борьбы, – он сам еще не знает, какими усилиями, какими жертвами придётся ему заплатить за свою победу.
С первых же дней, Орфиза доказала Гуго, какая перемена произошла в её планах. Она приняла его, как первого встречного, почти как незнакомого.
Затерянный в толпе посетителей, спешивших поклониться всеобщему идолу, Гуго почти каждый раз встречал и графа де-Шиври в отеле Авранш; но, продолжал осыпать его всякими любезностями, тем не менее граф Цезарь, носившийся в вихре увеселений и интриг, относился к нему, как вельможа к мелкому дворянину. Но у Гуго было другое на уме и он не обращал внимания на такие мелочи.
Взобравшись на третий этаж невзрачной гостиницы, где Кадур нанял ему квартиру, он предавался угрюмым размышлениям и печальным заботам, которые легко могли бы отразиться и на его расположении духа, если б у него не было хорошего запаса молодости и веселости, которого ничто не могло одолеть.