– Ох, снег-снежок, белая метелица… Между прочим, – обернулся к Личке Граф, – у эскимосов есть более двадцати слов, обозначающих виды снега.
– Ну и как бы ты назвал этот снег?
– Пиздецхуевый! – обронил идущий за ними Виталик, и они с Графом, как водится, засмеялись.
– Нет такого слова в эскимосском языке! – крикнул им, на ходу выдыхая папиросный дым, Андраш.
– Жопа есть, а слова нет?
Они продолжали подъем на перевал, продираясь сквозь туман и ветер. Взлет, от которого можно было ожидать всего, в том числе и провешивания веревок по скалам, оказался не сложным, но лавиноопасным. Снежный склон был довольно крутой, но не настолько, чтобы слизало снег.
– Все, как мы любим! – задорно объявила Надежда.
Под перевальным взлетом собрались, распустили лавшнуры – длинные красные ленты, которые в лавине всплывают на поверхность, и по ним можно найти человека. Сняли лыжи. На крутой перевал надо было подниматься «в лоб». Погода не радовала. Они медленно продвигались вверх по линии падения воды, всеми четырьмя конечностями вростая в снег, отчаянно наваливались на палки, чтобы удержаться, чтобы не утянули вниз привязанные к поясам санки, не оторвали от склона отчаянно парусившие на ветру, пристегнутые к рюкзакам лыжи.
Наверху подъем выполаживался, и ветер уже не отрывал от склона, а прибивал к нему. Перевал представлял собой аэродинамическую трубу, как будто только через эту дырку ветер и мог вырваться из гор на свободу. Ребята продолжали ползти, волоча за собой палки, стараясь не потерять друг друга в буране, но вскоре Лике пришлось схватиться за Надькину ногу, чтобы не отстать. Та оглянулась, а когда снова повернулась вперед, ползущий впереди нее Граф уже исчез в белесой мгле. Минуту Лика и Надюха, стоя на четвереньках, вглядывались в непроходимую бесконечность бурана, будто потерявшие хозяина лайки, а затем Надежда, будто напрочь забыв о своей человеческой сущности, стала по-собачьи, всеми лапами, рыть в снегу пещеру. Лика тотчас последовала ее примеру. Ей казалось, что они роют уже десять, пятнадцать, двадцать минут, когда к ним в яму снежным комом свалился Ванька, а за ним и Капец.
– Пиздец блять! – сказал он, стирая с лица снег, и все мысленно с ним согласились.
Образовав своими телами, рюкзаками с торчащими лыжами, палками и санками какой-то невообразимо единый комок, они долгое время сидели молча, ожидая развязки. Наклнец, словно прошедший сквозь стену призрак, перед ними возник Граф. И сразу скомандовал:
– Так, отлично! Давайте выбираться отсюда.
– Ты сдурел?! – взревел Капец.
Граф объяснил спокойно:
– Здесь это может продолжаться долго, надо спуститься с перевала, – и исчез в тумане.
Вцепившись в его лавшнур, поползла в никуда Лика, за ней Надя и Ванька, и Капцу ничего не оставалось, как схватиться за Ванькины санки. На мгновение облако слетело с перевала, обнажив узкую трубу в скалах, четыре торчащие из-за камня лыжи чуть левее – это были Андраш и Виталик – и пять ползущих сугробов с плохо различимыми человеческими чертами. Четыре лыжи приподнялись, разделились и ринулись к ползущим. Перевал снова накрыла непроглядная мгла. По мере того, как цепочка согнувшихся людей продолжала продвигаться между скалами к спуску, ветер начал стихать. Теперь они могли даже встать на ноги.
Небо расчистилось, явив их взору фотографический бордовый закат. Счастливые, они с шутками и прибаутками катили зигзагом с седловины вниз, подрезая друг друга, падая, барахтаясь в снегу и смеясь. Надюха притормозила полюбоваться пейзажем, Граф тоже. Обернувшись, он увидел, как прямо на них в снежном вихре мчится Виталик, демонстрируя чудеса телемарка18. Граф захлопал в ладоши, однако вместо того, чтобы притормозить и насладиться адресованными ему овациями, Виталик оторвался от земли и, перелетев через надеждины санки, понесся дальше. Увы, его санки не столь хорошо владели техникой полета, поэтому они зацепились за надеждины и потащили их за собой, а за ними и саму Надежду. Надюха упала навзничь. Виталик, которого она внезапно заякорила, тоже. Когда подъехали остальные, сидящие в снегу Виталик и Надюха материли друг друга на чем свет стоит. Граф смотрел вниз и улыбался. «Мы прошли перевал. Мы вошли в цирк».
XV