Польские новеллисты,

— Не беспокойся. Уж с рюкзаком-то я справлюсь.

Мальчик засмеялся, но ничего не ответил. Он подумал только: «Интересно, что будет, когда я нажму спусковой крючок, удастся ли мне подстрелить какую-нибудь утку?». И еще он вспомнил о том сарае, о котором вчера ему рассказывал отец.

Ветер разогнал тучи, очистил кусок голубого неба. Стало светло, в воздухе разносился птичий щебет. Солнечный блик пополз по мокрой траве и наконец уцепился за куст дрока.

Мальчик уже год ходил с отцом на охоту. Обычно они отправлялись в места, находящиеся поблизости от города, и к вечеру возвращались домой. Мать ждала их с ужином, который они мгновенно проглатывали. Поужинав, отец закуривал трубку, а у мальчика начинали слипаться глаза — едва добравшись до кровати, он сразу же засыпал. Сегодня они в первый раз забрались так далеко и вот шли по опушке леса к месту, которого мальчик не знал, но о котором слышал от отца. Заросли орешника становились гуще. На липких, наполовину объеденных листьях притаились толстые гусеницы. Вскоре орешник сменился березами. Здесь не было дороги, и они должны были идти по болотистым кочкам. Идти было тяжело.

— Смотри под ноги, — сказал мужчина, поправляя ремень двустволки. — Нам идти еще целый час, — прибавил он через минуту, потом остановился и, повернувшись, показал на озеро, которое отсюда было отлично видно. — От бриза не осталось и следа, только вода впитывает солнце, как будто оно капает в нее горячими каплями.

— Тебе кажется, что это капают горячие капли, — вставил мальчик.

— Ты прав, когда мы смотрим на что-нибудь издалека, оно всегда кажется иным: немного незнакомым, но более прекрасным. Идем, малыш. Уже недалеко, но нам надо поторапливаться. Мы не можем позволить солнцу обогнать нас.

Они миновали вершину холма, и теперь по склону идти было легче. Потом местность стала ровнее. Кочки остались позади, в траве показался песок. Повсюду росли коровки: лиловые и желтые. На одну из них села овсянка, но сразу же вспорхнула на приземистую сосну.

— Начинается лес. Скоро найдем сарай и заночуем в нем, — сказал мужчина.

— Это тот самый сарай, о котором ты говорил мне вчера?

— Да.

— Тот сарай, в котором погибли те солдаты?

— Да, как раз о нем я тебе и рассказывал.

— О нем и о тех солдатах.

— Да, о солдатах я тоже говорил. О них-то я и говорил в первую очередь.

— Мне очень хочется увидеть этот сарай.

— Он совсем недалеко. Если пойдешь лесом и деревья внезапно расступятся перед тобой, будто ты их растолкал, ты очутишься на полянке. Налево стоит этот сарай. Сейчас он уже наполовину сгнил, но в нем еще можно укрыться.

— Скорее бы увидеть этот сарай, — повторил мальчик.

Они миновали молодняк и вошли в лес. Слышен был шум ветра, в нос ударил терпкий запах смолы. Падали шишки. Между деревьев рос папоротник, мох карабкался по стволам. А вокруг молодых дубов рассыпались голубые колокольчики.

Мужчина прибавил шаг и уже не оглядывался на мальчика, который шел, стараясь не отставать. Он немножко запыхался, но самым главным была безмерная радость, которая охватила его, когда он думал, что первый раз в жизни будет ночевать в лесу, что завтра отец позволит ему стрелять в уток и что наконец расскажет о сарае, о тех солдатах и о том, как сам когда-то сражался в этом лесу.